Однако глаз она с тех пор не открывала - все шесть лет. Малка почувствовала, как муж тяжело задышал, и грустно попросила: «Господи, пожалуйста, не надо». Муж встал. Вымыв руки, пробормотав благословение , он ушел на свою кровать.
Малка услышала, как в соседней комнате заплакали двойняшки. Выбежав в коридор, она шмыгнула к ним. Она кормила девочек, сидя на узкой кровати. Подмывшись, устроив их рядом, Малка тихо, кусая губы, заплакала. Она так и заснула - обнимая дочерей, вздрагивая, свернувшись в клубочек.
Высокий, крепкий рыжеволосый мальчик с маленьким молитвенником в руках, отошел от Стены и обернулся - едва рассвело, воздух еще не был жарким, крохотная, выложенная камнем площадь, была пуста. «Хоть не шепчутся за спиной, - подумал Исаак. «Правильно дедушка Аарон сказал - будем молиться рано утром, и поздно вечером. А днем он на работе молится, а я дома. И папа так же делает».
Он подождал, пока Аарон подойдет к нему. Посмотрев на темную, сильно побитую сединой бороду мужчины, на добрые, в мелких морщинках глаза, Исаак взял его за крепкую руку. «Дедушка Аарон, - попросил мальчик, - а расскажите, как вы в лесу жили. Пока мы домой идем».
Исаак никогда не уставал от этих рассказов. Он слушал тихий, ласковый голос Аарона, играя с искусно вырезанными, деревянными фигурками зверей - там были змеи, крокодилы, леопарды, попугаи. Бабушка Лея вздыхала: «Они ведь не кошерные, Моше, как ты ребенку разрешаешь на такое смотреть». Отец только смеялся. Закинув сильные руки за голову, он потягивался: «Мама, он каждый день верблюдов на улице видит. Не ходить же ему с закрытыми глазами».
Исаак все равно любил бабушку. Она всегда пекла ему печенье. По ночам, когда мама уходила принимать роды, бабушка пела ему, еще маленькому, колыбельные. Еще у него был дед - он запретил всем с ними разговаривать, он жил на площади у ешивы в трехэтажном, богатом доме. Его звали рав Судаков. Исаак знал, что у деда есть дочки. Однажды мальчик, озираясь, залез по деревянной лестнице на ограду дома, и увидел, как стайка маленьких, в темных платьях девочек, тихо играет на вычищенном, выметенном, без единой травинки дворе. Их мать была дочерью дедушки Аарона. Худенькая, бледная женщина стирала в медном тазу.
-Даже цветов у них нет, - вздохнул Исаак, оглядывая двор.
У дедушки Аарона был маленький садик с гранатовым деревом. У них, на кованом балконе, что выходил во двор, мать посадила цветы.
-Как в Амстердаме, - ласково говорила она, поливая розы в деревянных ящиках. Отец, как-то раз, пришел с мастером из артели, и снял камни во всем дворе. Теперь там была дорожка. Вокруг отец посадил кусты жасмина. Исаак тогда помогал. Отец, обняв его, шепнул: «Когда-нибудь вся наша страна будет цвести, милый».
Исаак попрощался с дедушкой Аароном у двери его дома, и побежал к себе. Мама еще с вечера ушла на роды, отец уехал в Яффо. Исаак знал, что приезжает его двоюродный дедушка и тетя Хана, с его маленькой кузиной.
-Здорово, - он поцеловал мезузу у калитки. Мальчик даже не обратил внимания на печатный лист, что был наклеен на стену их дома. Отец только смеялся, дымя трубкой: «На здоровье, пусть хоть до крыши их лепят». Исаак отлично умел читать, и знал, что там написано. Их называли еретиками, апикойросами, отступниками. Внизу, самой первой, стояла подпись деда.
Кот сидел на каменных ступенях крыльца и аккуратно умывался. Он был весь черный, с умными, желтыми глазами, холеный, с блестящей шерстью. Его звали Хатуль. Отец принес его домой в ладони, прошлой зимой - тогда он был крохотный, худой, мокрый и жалобно плакал. Бабушка Лея, было, заворчала, но отец только успокоил ее: «Просто будем его первым кормить, мама». Так и решили.
Исаак наклонился. Почесав кота между ушей, - тот заурчал, - зайдя в чистую переднюю, он крикнул: «Бабушка, я дома». Пахло завтраком, он облизнулся. Лея, выйдя из кухни, осмотрела внука: «Чуть больше пяти ему, а будто восемь. Весь в Моше. Господи, пусть здоровым ребенком растет. Надо с Элишевой поговорить, невзначай. Я ведь помогу, пусть рожает, дом теперь большой, всем места хватит. Ох уж эта молодежь, - Лея незаметно поджала губы, - сказано же, «плодитесь и размножайтесь», а они?»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
-Руки мыть и за стол, - строго велела она. «Мать твоя записку прислала. Там двойня родилась, она только к обеду вернется».
После завтрака Исаак взялся за Мишну. Лея, слушая его размеренное чтение, разбирая высохшую одежду, пришивая пуговицы, штопая, подумала: «Семь девочек, говорят, у нее. Господи, да она сама дитя, двадцать два года. И как только справляется, - женщина вздохнула и посмотрела в окно, на залитую солнцем улицу.
-Дочка у Ханеле, - ласково улыбнулась она. «Бедная, сыночек в море утонул. Хотя Господь ей еще ребенка дал. С мужем не ужилась, конечно, да и кто с ней уживется? Хотя она женщина хорошая, благочестивая. Может, хоть она с Элишевой поговорит, чтобы та скромно одевалась. Где это видано, - женщина покачала головой, - запястье не закрывает, и волосы у нее из-под платка заметить можно. Немного, конечно, выбиваются, на палец, но все равно. Ханеле она послушает, я старуха, а та молодая еще, чуть за тридцать».
В комнате пахло свежим хлебом. Кот с достоинством вошел с лестницы. Оглянувшись, выгнув спину, он улегся у ног Леи. Та неодобрительно что-то пробормотала, но прогонять его не стала.
Аарон стоял за верстаком, удовлетворенно разглядывая причудливый рисунок на дереве.
-Очень красиво получится, - понял он. «Господи, что бы мы делали, если бы не Моше и Элишева..., А так и у меня мебель заказывают, и Батшева шьет..., Проживем, проживем. Через три года она в Америку уезжает, - Аарон отхлебнул остывшего чая из простого, оловянного стакана и достал с полки шкатулку с письмами.
Он оглянулся. Дочь сидела на скамейке под гранатовым деревом, склонив изящную голову над шитьем. Белокурые косы лежали на стройных плечах. Аарон, с болью с сердце, подумал: «Как у Дины покойной. Хотя Рахели больше Дину напоминает. А Малка - та в меня. Шесть лет я девочку не видел...»
Он нашел письмо от старшей дочери. Присев на свой старый, сколоченный еще до свадьбы, табурет, рав Горовиц стал читать.
-Милый, дорогой папа, - он вытер слезу в уголке глаза, - у нас все хорошо. Еве три годика, и у нее появилась сестричка, маленькая Диана. Ева белокурая, в меня, а Диана у нас рыженькая. В нашем приюте уже двадцать малышей, сирот, девочки и мальчики. Дядя Питер нам помогает, и мы собираем средства среди владельцев мануфактур. Я теперь, папа, умею быть очень настойчивой и убедительной, - Аарон почувствовал, что улыбается. «У нас очень хороший приход, община любит Пьетро. Люди у нас небогатые, ткачи и ремесленники, но очень добрые. В следующем году мы хотим начать строительство школы. Сейчас все дети теснятся в двух комнатах, им там неудобно. На это тоже понадобятся деньги, но ничего, мы справимся. Я преподаю девочкам, а Пьетро мальчикам. Большое спасибо, что ты пишешь нам на святом языке. Для Пьетро это очень полезно. Когда мы завершим школьное здание, года через два, Пьетро хочет все-таки заняться своим докторатом по Библии. Пожалуйста, папа, напиши мне - что с Малкой, я очень за нее волнуюсь. Передаем пожелания здоровья и благополучия Моше, Элишеве и все их семье. Я очень рада, что госпожа Судакова оправилась. Посылаем вам свою любовь, Рэйчел, Пьетро и все наши дети».
-Наши дети, - улыбаясь, повторил Аарон. Допив чай, убрав письмо, он принялся за работу.
Батшева взглянула на открытую дверь мастерской: «Как папа тут один будет, когда я уеду? Ему ведь уже за пятьдесят…, Он почти седой». Она отложила шитье. Послушав, как поет птица на ветке дерева, девушка вспомнила письмо от будущей свекрови.
Это всегда была рука Эстер. Жених, как объясняла ей свекровь, очень занят, служит в армии и, в любом случае, не любит писать письма.
-Но ты не волнуйся, - читала Батшева, - Хаим очень хороший человек, добрый, благочестивый. Он много времени будет проводить на границе, а ты, моя дорогая девочка, устроишься в нашем вашингтонском особняке и будешь радовать нас с дядей Меиром внуками. Твой будущий деверь, Натан, тоже женится - как раз через три года, его невесте сейчас всего пятнадцать. Уверена, вы с Джудит подружитесь. Хупу мы вам поставим в Нью-Йорке. Пожалуйста, не беспокойся насчет приданого, для нас будет радостью тебя побаловать, милая. Мы пошлем за тобой военный корабль, ты быстро доберешься до Америки. И, конечно, мы все встретим тебя в порту».
