старому тракту до самых Гнилых топей. Разведка показала, что основной брод через реку все еще проходим для конницы. Дальше мы углубились в леса, проверили старые охотничьи тропы. Людей Морозовых не видели. Но…
Он на мгновение запнулся, подбирая слова. Степан Игнатьевич слушал его, глядя на карту, и лишь изредка кивал.
— Но земля не пустая, — продолжил Федор. — На второй день, у Медвежьего оврага, мы наткнулись на свежие следы конного разъезда. Пятеро всадников. Судя по подковам, не наши и не Морозовские. Скорее всего, люди боярина Боровича. Они прошли там за несколько часов до нас и шли быстро, не таясь. Думаю, просто патрулируют свои границы.
— Вы разговаривали? — спросил Ратибор.
— Наша задача была — разведка, а не бряцание оружием, — воевода удовлетворенно кивнул. — На четвертый день, у самого края болот, видели дозорных Ольговичей. Двое. Сидели у костра. Заметили нас, но тревоги не подняли, лишь проводили взглядами. Похоже, им, как и нам, лишние свары ни к чему. Граница спокойна, но движение есть и его много. Все следят за всеми.
Когда формальная часть доклада была окончена, управляющий отложил карту и поднял на командира свой тяжелый, пронзительный взгляд.
— Как люди, Федор? — спросил он, и этот вопрос был главным. — Как перенесли поход на этот раз?
На суровом лице ветерана впервые появились эмоции. Смесь глубочайшего удивления, недоверия к собственным словам и уважения. Он медленно повернул голову и посмотрел прямо на меня.
— Поход прошел хорошо. Заболевших и потерь нет, господин управляющий, — произнес он, и его грубый голос прозвучал в тишине канцелярии гулко и отчетливо. — Впервые за всю мою службу мы вернулись боеспособными. Обычно-то после этих походов долго отдыхать надо и восстанавливаться, а сейчас такое чувство, что хоть завтра в бой.
Степан Игнатьевич не шелохнулся, но я увидел, как его пальцы, лежавшие на столе, чуть сильнее сжались. Ярослав подался вперед, не в силах скрыть своего изумления. Ратибор впился взглядом в лицо своего подчиненного.
— Рассказывай, — приказал воевода, и его голос не оставлял места для недомолвок.
— Да, нужны подробности, — поддержал его Степан Игнатьевич.
Федор тяжело вздохнул, словно собираясь с силами, и начал свой рассказ. Он говорил с неохотой, как человек, которого заставляют описывать чудо, в которое он сам не до конца верит.
— Поначалу мои люди роптали, господин управляющий. Брикеты эти… — он снова покосился на меня, — на вкус странные. Жесткие, как камень. Пахнут смолой, хвоей, еще чем-то горьким… Не еда, а лекарство какое-то, но приказ есть приказ. Мы ели их, как было велено, по одному в день, запивая водой.
Он перевел дух, собираясь с мыслями.
— На второй день я заметил первое. Ночью никто не жаловался на озноб. Обычно у костра сидим, зуб на зуб не попадает от болотной сырости, а тут — тишина. Воины спят спокойно, ровно дышат. Я сам сначала не поверил, думал, просто ночь теплая выдалась. На третий день… прошел кашель. Тот самый, вечный наш спутник, который рвет глотку и не дает дышать. Он просто исчез. У всех. Сначала у молодых, потом и у старых. Просто перестали кашлять, будто и не было его никогда.
Степан Игнатьевич подался вперед, его глаза внимательно изучали лицо ветерана.
— А на обратном пути, — продолжал Федор, и в его голосе прозвучало откровенное изумление, — мы сделали переход, на который обычно уходит два дня, за один. Потому что у людей были силы. Они не тащились, как дохлые мухи, считая каждый шаг. Они шли ровным, быстрым шагом.
Он замолчал, и в его глазах, смотревших то на меня, то на управляющего, была смесь шока, уважения и почти суеверного страха.
— Я не знаю, что за колдовство в этой еде, господин. — закончил он. — И знать не хочу, но оно — за нас и это хорошо.
В тот самый миг, когда он произнес эти слова, я почувствовал знакомый отклик.
[Миссия «Железный Рацион» успешно завершена!]
[За успешное выполнение сложного задания государственной важности вы получаете +200 ед. опыта.]
[Ваша репутация в гарнизоне значительно выросла!]
Я стоял, стараясь не выдать своего триумфа, и чувствовал, как по телу разливается тепло от полученного опыта. Экзамен был сдан. Сдан с блеском.
Командир разведчиков закончил свой доклад, и в канцелярии на мгновение повисла тишина, наполненная весом его слов. Степан Игнатьевич медленно кивнул, его лицо было непроницаемо, но я видел в его глазах удовлетворение. Затем он повернулся к воеводе.
— Ратибор? Твое мнение как воина?
Старый воевода, который все это время стоял, скрестив могучие руки на груди, и слушал с непроницаемым лицом, медленно выпрямился. Он посмотрел не на управляющего, а прямо на меня. Его взгляд был долгим, тяжелым, изучающим.
— Я не верю в колдовство, — пророкотал он наконец. — Но я верю своим глазам и ушам. Я знаю Федора двадцать лет. Он не из тех, кто преувеличивает. И я видел его людей, когда они входили в ворота.
Он сделал паузу, повернувшись к Степану.
— Если этот повар, — он кивнул в мою сторону, — своей едой может сделать так, чтобы отряд возвращался из Гнилых топей без потерь и был готов к бою, то мне плевать, как это называется. Эти навыки тоже оружие. Оружие, которого нет ни у кого другого.
Он снова посмотрел на меня, и в его суровых глазах я впервые увидел не просто любопытство, а профессиональное уважение. Уважение воина к создателю нового, смертоносного клинка.
— Хорошая работа, Федор. Отряд заслужил отдых и двойную порцию мяса на ужин, — сказал Степан Игнатьевич, его голос был полон удовлетворения. — Можешь идти.
Командир отдал честь обоим — и управляющему, и воеводе — и вышел, бросив на меня еще один быстрый взгляд.
— Я тоже пойду. Мне нужно еще обсудить кое-что с воинами, — пророкотал Ратибор и вышел следом за Федором.
Не успела за ним закрыться дверь, как в нее снова постучали.
— Войдите! — раздраженно бросил управляющий.
На пороге появился начальник стражи — высокий, угрюмый мужчина, отвечавший за порядок внутри крепости.
— Прошу прощения за беспокойство, господин управляющий, — сказал он, — но случилось происшествие. Купец Михей в спешке покинул крепость.
Степан Игнатьевич поднял бровь. Ярослав, до этого расслабленно сидевший в кресле, тут же подобрался.
— Покинул? — переспросил управляющий. — Что значит «в спешке»?
— Он бросил
