определенными углами напоминают женские фигуры. Ну, и Дисней потом, со своей русалочкой, окончательно всех запутал. А у нас изначально все по-другому было. И русалки эти ходили на двух ногах. И видели их не только на реках, но и в полях и в лесах. А вообще первым дамочку-зомби назвал русалкой один проходник, Сушинский Миха. «Сухой» еще у него погоняло было. Это случилось, когда только-только поставили первую «точку». Сухой с напарниками остался там ночевать. Рассказывал потом, что за полночь стала чертовщина всякая вокруг твориться. Шаги, стоны, голоса даже как будто. Мужики сидят внутри и выйти боятся. Только молятся, чтобы никто не вошел к ним. И тут слышат: стучит кто-то в стекло. Сухой как раз стоял рядом, глядит – а за окном лицо девчонки. Белое-белое. И глазами стеклянными смотрит на него. Занавесок еще не было тогда. Сухой стол перевернул, закрыл им окно, а мертвячка все равно продолжает стучать. Так всю ночь никто глаз и не сомкнул. Говорят, поседели все, а двое из той бригады на следующий день ушли на Большую. Потому что, когда рассвело, вышли они на улицу, смотрят – а на дереве та самая русалка висит. Залезла как-то, выбрала рогатку покрепче и сунула голову туда.
– Жесть какая. – Ларс торопливо отодвинул край занавески и тоже посмотрел на улицу. – Русалка на ветвях висит…
– Угу. Поэтому они и стали русалками.
– А мавки?
– А мавки – это мертвые дети.
– А…
– Отстань. Даже разговаривать на эту тему не хочу. Тошно делается.
– Вообще много, конечно, во всем этом непонятного, – продолжил Ларс после минутной паузы. – Почему все именно так?
– Ну, как почему? – Винни пожал плечами. – Мы оказались в Зоне, работающей по непонятным нам принципам. Возможно, по принципам, непонятным для современного человека, привыкшего жить в двадцать первом веке. Если бы мы более детально знали историю своих предков, то, во что они верили, может быть, и тут мы понимали бы намного больше. Ведь все сказки и рассказы придуманы не на пустом месте.
– Вот тут соглашусь. – Ларс оживился. – Я перед тем, как сюда приехать, вычитал, откуда вообще пошли все новогодние традиции: Дед Мороз, Снегурочка и елка. Знаешь?
– Нет.
– Прообразом доброго дедушки Мороза у древних племен считался злой старик, живший на севере в стране мертвых. Это сейчас зима у нас – глинтвейн, коньки, сауна, куртки с холлофайбером и всего пара часов в холодном автобусе от работы до дома. А раньше же зиму надо было реально пережить. И древние представляли себе этого деда, как злого бога, который ходит по домам кельтов с красным от крови мешком, собирая жертвы, которые не додали ему в течение года. Поэтому, чтобы огородить себя от прихода этого демона и спасти деревню, старались задобрить его. – Ларс остановился и прислушался к Коту: из приемника продолжала доноситься очередная незнакомая сказка. – Считалось, что ель – это дерево мертвецов и что злой старик живет, соответственно, в елке. Друиды выбирали самую большую елку и развешивали на ней внутренности животных и людей. И только потом, с приходом христианства, кишки заменили на гирлянды, а внутренние органы – на стеклянные шары.
– Охренеть.
– Это еще не все. Помимо внутренностей, в лесу оставляли молодую девственницу. Ее раздевали и привязывали к елке, после этого уходили по домам. А потом возвращались и смотрели. Если девчонка замерзала насмерть, значит, демон был доволен и принял ее. Если же она по каким-то причинам оставалась живой, то приводили другую.
Перед глазами Алексея отчетливо встала картина. Лес. Укутанные белыми подушками лапы вековых елей. Скованные морозом голые стволы лиственных деревьев. Наступившая рано зимняя ночь. Вокруг – звенящая тишина. Тихий скрип снега и стволов соседних деревьев. Заледеневшие цепочки следов, оставленных родными людьми, уходящие через сугробы в сторону деревни. Помутневшее сознание, готовое навсегда покинуть юное тело.
А где-то в деревне, в одном из домов сжалась в углу младшая сестра, шепчущая, не переставая, уже несколько часов: «Пожалуйста, умри! Пожалуйста, умри!»
– Вот это реальная жесть, – выдохнул Винни.
– Теперь думай, надо ли в следующий раз наряжать елку на Новый год.
– Разбудили? – Винни повернулся в сторону Гиля, подавшего голос.
– Да я и не спал. – Проходник встал и, подойдя к столу, налил из канистры воды. – Пока Димка сидел один, вообще не спалось. Потом, когда вы уже шептаться начали, меня вроде убаюкивать начало. А потом дремота прошла. Это вон, Серега может спать в любое время и в любом месте. – Гиль пихнул спящего рядом Хэлла. – Вставай! Раз уж всем не спится, раньше поедем домой. На кроватях нормальных отоспимся.
– Угу, – буркнул тот, но глаза открывать не спешил. – Дорогая, а не пойти ли тебе куда-нибудь далеко и надолго, а?
– Давай, давай. Потом на развод подашь.
– Ну, вот что вы за люди?! – Хэлл наконец сел и окинул заспанным взглядом помещение, стараясь разглядеть в свете свечи окружающую обстановку. – Когда уже я высплюсь?
– На Большой земле.
– Я случай вспомнил. – Хэлл усмехнулся, подошел к дверному косяку, вытащил нож и убрал его в поясной чехол. – Работал раньше в одной частной конторе. Начальство купило туда аппарат МРТ, и нужен был доброволец для калибровки и отладки настроек. А я как раз на глаза попался. Залез я в трубу, лег и мгновенно заснул. А там исследование же долго идет, минут сорок, и двигаться нельзя, иначе помехи пойдут. Так я чуть было не запорол исследование, когда во сне дергаться начал. – Проходник повернул голову, прислушиваясь. – Деточка, почему у нас идут сказки, а не играет твоя долгожданная музыка?
– Так это, – опешил Ларс, – чтобы вас не будить… С музыкой-то оно громче.
Хэлл подошел к радиоприемнику и переключил верньер вправо.
Ветер-пастух гонит зарю
Хлыстом в черное небо,
Песней торопит рассвет.
Новую кровь дарит новому дню.
Огонь – порванным венам,
Солнце – шальной голове.
– Опять не Helloween. – Проходник наигранно вздохнул. – Но, с другой стороны, очень качественный хард-рок.
Если покой хуже, чем плеть,
Рубцы глубже, чем раны,
Рана мудрее, чем соль.
Только взгляни – и сможешь зажечь
Звезду над облаками,
Только храни в сердце боль.
Пожаром дышит воля
Да голосит петух,
Хлыстом потчует ночь
Ветер-пастух.
В огне гуляет утро,
Рассвет тревожит сны,
Пляши, черная ночь,
Под бубен зари!
Винни подошел к входной двери, открыл ее, впуская внутрь свежую прохладу раннего утра. Остановился на пороге, медленно вдыхая полной грудью воздух нового дня.
Жги да гуляй, хлыстом-посвистом,
Уводи от сырых берлог,
Погоняй лютым солнышком!
Зли меня,
Зли меня