Придут, будут в лес заманивать. Уйдешь к ним – и поминай как звали. Останутся только кости с именным жетоном.
– Да ну… – протянул Ларс. – Бред это все. Не может быть такого. – Проходник посмотрел на серьезное лицо Сергея и, не дождавшись ответа, повернулся поочередно к Винни и Гилю: – Ну, ведь бред же?
Ему никто не ответил. Ларс продолжал переводить взгляд с одного проходника на другого, но в помещении продолжала висеть гнетущая тишина.
– Да идите вы к лешему! – наконец бросил Ларс.
И тут стало совсем тихо. Пауза длилась пару секунд, после чего Винни протянул:
– Ой, дура-ак!
– А ведь все так хорошо было. – Хэлл уронил лицо в раскрытые ладони. – Мы же пошутили.
– Вы ненормальные, что ли? – взвился Ларс. – Кто ж так шутит-то? Если я самый молодой среди вас и позже всех сюда пришел, значит, можно надо мной издеваться? Думайте, что говорите!
– Ну, по сравнению с тем, что ты сейчас сказал, мы все тут просто отдыхаем. – Гиль встал из-за стола и подошел к углу, где лежали вещи. Присел и начал копаться в своем рюкзаке.
– А что я такого сказал-то? – Ларс продолжал хмуриться.
– Ты лешему нас предложил, – ответил Хэлл. – Теперь может прийти.
– Опять прикалываетесь?
– Нет. Теперь уже не до шуток.
– Может? А может и не прийти? – с надеждой спросил Ларс.
– Может и не прийти. Кто знает, что у него в голове.
– Ну, Кот же скажет…
– Кот не скажет, – отрезал Винни. – Кот не говорит про леших, кикимор, водяных, зомби, русалок и прочих жителей леса. Он предупреждает только о передвижении аномалий.
– Ладно. – Гиль вернулся, держа в руках банку с медом, и взял со стола хлеб. – Сами виноваты. Нечего было прикалываться. – Он повернулся к Винни: – Идем. Подстрахуешь. Попробуем исправить.
– А мне что делать? – растерянно спросил Ларс у Хэлла, после того как остальные вышли на улицу.
– Ничего, – пожал плечами Сергей. – Все как всегда. Сейчас поужинаем и ляжем спать. Дежурство согласно установленному графику.
Он подошел к дверному косяку, достал из поясного чехла большой нож с зазубренным лезвием и с размаху вогнал его в дерево.
– Вот здесь можно. – Винни ткнул рукой в сторону старого иссохшего дерева, все еще продолжающего расти и бороться за собственную жизнь на самой границе буферной зоны, окружающей вырубленным кольцом «точку» ночевки. – Если придет сюда, то, может, подобреет и не будет лезть к нам в гости.
– Согласен. – Гиль подошел к дереву и положил у его основания небольшую пластиковую банку с медом и оставшийся хлеб. – Идем назад. А то вон уже, просыпаются.
Винни посмотрел в указанную сторону. Среди деревьев появилась легкая рябь тумана, подсвечиваемая в нескольких местах медленно поднимающимися и опускающимися в воздухе болотными огоньками.
Наскоро поужинав, они сдвинули стол и стулья к одной из стен и расстелили на полу спальники. Гиль, взяв карабин и початую канистру с водой, уселся на стул возле входа. Поставил Кота поближе к себе, чтобы не делать звук слишком громким. Остальные, не раздеваясь, улеглись на свои места, положив оружие к изголовью.
Винни и Хэлл уснули первыми. Ларс какое-то время еще вертелся, кряхтя и что-то тихо бормоча. Но потом затих и он. Тоненько засопел носом, стройно вливаясь в сонный ансамбль, воспевающий оду Ее Величеству Королеве Ночи.
– Первый акт, – буркнул Гиль.
Проходник поставил рядом с собой на пол песочные часы, чиркнул спичкой и зажег свечку, стараясь, чтобы пламя не тревожило спящих и в то же время позволяло видеть уходящее с песком время и освещало участок возле двери.
Четыре раза перевернуть стеклянный предмет, переждать свои два часа и смениться.
По радиоприемнику Кот затянул какую-то совсем невразумительную песню, и Гиль повернул верньер частоты влево.
– Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала: «Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и, вместе с родительским благословением, оставляю тебе вот эту куклу; когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета…»
Проходник прислушался. Это была старая сказка, которую в детстве он читал сам и слушал на пластинке через старый проигрыватель. Ларс даже успел с утра рассказать, когда зашел разговор о музыке, что у него в детстве тоже был проигрыватель для пластинок, который потом, с приходом девяностых, пылился в стенке, а с началом нулевых был извлечен оттуда и использовался с другими целями. Ларс как раз тогда увлекся музыкой и для начала хотел освоить гитару. Купленная с рук старая электронка подсоединялась к, должно быть, единственной отечественной примочке «Лель», которая, в свою очередь, шла к пластиночному проигрывателю, включенному и гонявшему диск вхолостую. Но зато из колонок можно было услышать треск и жужжание, наподобие настоящего звука западных кумиров тяжелой сцены.
Гиль мысленно покачал головой.
Кулибины погибшей цивилизации. Сколько их здесь, таких, как он и как спящий сейчас Ларс, подавшихся на тяжелую работу из-за денег. Работу несложную, но весьма специфическую.
– Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на поляну, где стояла избушка бабы-яги; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо верей у ворот – ноги человечьи, вместо запоров – руки, вместо замка – рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился. Настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза…
Цель была простая: дойти до эпицентра Зоны. Проложить дорогу, которая позволила бы максимально быстро преодолеть в оба направления опасный участок пути.
Все осложнялось странными особенностями Лукоморья, в котором не работала ни одна электроника, кроме радиоприемников. Да и те, надо признать, никоим образом не зависели от сети. Они просто начинали работать при нажатии кнопки «play», не зажигая при этом даже цветовых индикаторов, и являлись, по сути своей, всего лишь своеобразными улавливателями волн.
Остальная электроника отказывалась здесь включаться. А доставляемая в работающем состоянии умирала ориентировочно через полчаса. В первые дни еще экспериментировали, посылая в глубь зоны колесную технику и машины. И все они теперь стоят там – на дороге где-то между Усогорском и Междуреченском. Гниют металлические остовы, покрываясь пылью, грязью и ржавчиной, брошенные хозяевами, неспособные больше зажечь искру в верном и бесстрашном металлическом сердце, готовом исполнить любой приказ своих бывших владык.
После этого руководством был принято
