вышла замуж за Бориса.
Отцом Лиза его назвать так и не смогла. А вот Ленуся смогла, она была поуживчивее.
Ленуся обладала ужасным характером, но один большой плюс перебивал все: Ленусь была щедрой и деньги мужа проматывала со скоростью света.
Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч долларов были прогуляны ею. И чувствуя за собою небольшую вину, Ленусь была добра ко всем, а Нина Васильевна умела считать деньги.
И Борис влился в такую семейную жизнь как ни в чем не бывало. Можно, конечно, сказать, что Борис хорошо пристроился. Ну да. Так сказать можно. Он, действительно простой деревенский в юности, все мог делать руками, правда, наблюдая за поступлением средств в семью, с годами обнаглел.
У него были коллекции удочек и спиннингов, инструментов, техники.
Мишуня, помогая им, не считал, сколько дает. Например, он однажды вытащил из кармана двести тысяч рублей и подарил сельскому попу, отчего тот чуть не потерял сознание.
Просто Мишуня вспомнил рано умерших родителей и детский дом.
Время подобных наступало неумолимо. И хоть совсем недавно Мишуня снял свой малиновый пиджак с воротничком-стойкой и одевался скромнее, на груди все равно висел полукилограммовый золотой крест Фаберже, запястье украшали «Ролекс», а шкаф ломился от «Бриони».
Так же, «в его стиле», жила и Ленуся.
Все бы ничего, но Лизу не устраивала такая жизнь. Она чувствовала себя лишней – обузой, от которой всем лучше избавиться.
Но и расстраивать мать Лиза не хотела. Боялась, что начнется снова жизнь без отца, все эти слезы, истерики, отчаяние… В ее детстве дважды одинокая мать считалась совсем из рук вон падшей и доступной. Нина Васильевна, хлебнувшая сплетен, заткнула недоброжелателей новым замужеством – и теперь только и делала, что дразнила завистников удачной жизнью.
Вызывать зависть у нее всегда получалось отменно.
Однажды Лиза спросила мать, нельзя ли ей написать отцу письмо или хотя бы взглянуть на его фотографию.
Но на общих (и без того немногочисленных) фотографиях вместо отца зияли дыры: мать сделала их маникюрными ножницами. Себя она оставила – потому что была действительно хороша.
В ответ на Лизину просьбу мать обвинила ее в предательстве и долго дулась. А еще нажаловалась Ленусе, которая надавала Лизе затрещин. Это тоже было у них обычным делом.
С тех пор Лиза больше не поднимала вопрос об отце.
Глава десятая
Взрослые дети
Глеб не верил тому, что начнется долгожданная работа у Бориса Григорьича. Тоскливые дни на пастбище тянулись как смола.
Лиза поклеила обои на веранде, обустроила себе уголок для посиделок и перезнакомилась с местными ребятами. Только с Ульяной Мешковой, надутой пятнадцатилетней красавицей, постоянно сидящей дома и слушающей «Агату Кристи», сразу не заладилось.
Зато Степка и Макс оказались куда более общительными. Для начала они попросили у Лизы велосипед, чтобы покататься. Лиза выкатила свой роскошный новенький велик, купленный, как говорила мать, «за доллары» на рынке у площади Гагарина. Но увы, ни через день, ни через два велик не вернулся. На гневный вопрос, где он, десятилетний Степка только пожал плечами и сказал, что дал покататься Максу, а Макс просто вздохнул:
– Обули…
– Что значит «обули»?! – вскричала Лиза.
– Ну, его взял Андрюха Хлусов погонять. Лелька тоже просила. Они обещали рыбы вам привезти.
– А! – догадалась она. – Ясен пень! Ну, где рыба, где велик? Где эта Лелька с Хлусовым?
– Да гдей-то ни есть… – ответил Макс раздраженно и ушел подстригать коню копыта.
В этой фразе был весь смысл существования местных товарищей. Лелька грустно и пьяно вернулась. Огромный Хлусов, раздавливая алюминиевую конструкцию, прикатил на велике Лизы, но на ободах, а не на шинах.
– Ну иди, забери велик, – сказала Нина Васильевна. – Или что, оставишь этим?
– Нет уж! – расстроилась Лиза. – Мне он теперь такой не нужен!
На другой день, идя в магазин мимо Мешковых, Лиза увидела, как ее перевернутый вверх ногами велик стоит перед их домом, и Степка красит его в красный цвет вонючей краской.
– Ты зачем мой велик красишь? – воскликнула Лиза, роняя сумку на землю.
– Почему твой? Это мой! – нагло сказал симпатичный и уже хриплый от раннего курения Степан.
– Ну как это? Мой!
– Нет! Ты что! Твой был черный, а мой красный!
Лиза, кажется, начала что-то понимать.
– Ну и наглые вы, – прошипела она и пошла мимо.
Нет, конечно, это обстоятельство скоро было забыто.
Вместе с этими ребятишками Лиза убегала от кабанистых собак Отченаша, вместе с ними она форсировала Сейм на трех связанных дощечках, вместе с ними она ныкалась в кустах мыльнянки*, играя в прятки на велосипедах. Обуховские друзья, оставленные где-то там, уже почти не вспоминались.
Глеб видел ее в окружении мелких. Он любовался ею, пробегающей мимо него всего в нескольких шагах.
Однажды он загнал Маринку, Ватрушку и Лизу в воду на Гончарке и не выпускал их оттуда, притапливая. Маринка выбежала в камышах, Ватрушка поплыла к Сейму, а Лиза сидела в воде, пока не замерзла.
– Ну выпусти меня, дурак! – сказала Лиза, дрожа и понимая, что стала ужасно некультурной. – Я же заболею!
– А ты меня поцелуй!
– Тогда я поплыву! – пригрозила Лиза, ушла по дну в камыши, незаметно вынырнула и убежала в одном купальнике домой через лес, исколов ноги шишками.
Любил Глеб прикалывать девок.
Мелкие его уважали и любили, и все больше – за его безотказность в помощи.
С утра до ночи Макс и Степка были заняты по хозяйству, пока их отчим и мать работали у арендатора. Отчима часто вышибали с работы за пьяное рыло. Матери было проще, она, еще красивая редкой мягкой красотой, походкой и кудрями, почему-то всегда удерживалась на работе. Ну, конечно, она помогала соседу Отченашу, пока его Фаина Самуиловна была на работе. Например, прибиралась в доме.
Лиза освоилась к июню и вполне стала здесь своей. Знала всех на своем «конце», на своей веселой лесной улице.
* * *
Степка пришел к ней среди дня, держа на руках маленького песика Джека. Джек всегда клубком бегал за ним, пушистый и веселый. Теперь он лежал на руках Степки и не двигался, прикусив язычок.
Лиза высунулась в окно:
– Ты чего?
Степка плакал. Сам не очень выше Джека, белобрысый и загорелый до густой коричневы, он выглядел жалко.
– Лиз, а нельзя Джека никак оживить? – спросил Степка. – Он еще теплый.
Лиза вздохнула и вышла.
– Что случилось?
– Ульянкину кошку покусал. Ульянка набила градусников и ему в еду… Он долго сдыхал. Я вот думаю, все ли цело у него внутри? Нельзя ли
