рассказывать про их отмененный рейс, про дорогу сюда, сама судорожно ощупывала порванную одежду и думала, что будет говорить детям. Горела со стыда. Лейтенант, казалось, не слушал, но смотрел на нее так, что она опять попыталась поправить волосы.
— У меня подруга была здесь на гастролях, она артистка Вахтанговского театра, я там концертмейстером иногда подрабатываю...
— Понятно, а муж ваш где?
Ася замерла и закрыла глаза.
— Не знаю... я... не знаю.
— Как это?
— Он был осужден на большой срок, и мы прекратили отношения. Он прекратил. Я не знаю, где он сейчас, это было давно. — Она с удивлением понимала, что сказала почти правду и легко выкрутилась.
Зашел боец, спросил, можно ли увозить. Лейтенант отпустил, сам стоял и думал:
— Можете в этом доме переночевать, — предложил, — тут у нас бригады рыбаков живут. Пока их нет...
— А можно в деревне? — Асе не могла себе представить, что они останутся здесь одни.
Лейтенант молча прищурился на нее, вышел на крыльцо, слышно было, как распоряжается.
Изба была на краю деревни. Пустая и ледяная внутри. Лейтенант прислал мужика, тот затопил печь, сходил за водой и уехал. Прислал и булку хлеба, котелок каши с тушенкой, узел солдатских одеял. Каша была холодная, они попытались погреть ее в печи, но были такие голодные, что от нее вскоре уже ничего не осталось. В доме было жутко холодно — изо рта шел пар, не раздеваясь, они сидели у огня, печь трещала и стрелялась, они были вместе, живы и здоровы. Сева лежал на коленях у матери, держал ее за руку и смотрел в чело большой русской печи. Там бушевал красный огонь. Коля прижался к Асе с другой стороны, временами его колотила нервная дрожь, он считал себя трусом и тяжело переживал случившееся. Они ничего не обсуждали.
— Давайте вернемся в Туруханск, — неожиданно нервно заговорил Коля, отстраняясь от матери. — Попросим этих офицеров, чтобы нас отвезли, подождем там навигации... Сами мы не дойдем!
Ася с Севой продолжали смотреть в огонь. Коля говорил правильно, это было понятно.
— В Туруханске ждать почти год. Ты сам говорил, — спокойно возразил Сева. — Отца могут увезти!
— Его и сейчас там может не быть! Как мы доберемся?! Нас могли убить, ты не понимаешь, ты еще маленький!
— Я маленький, а ты трус! — Севе изменило его самообладание, и он превратился в неуступчивого младшего брата. Такое у них случалось. — Я не боюсь идти по тайге. Даже ночью могу!
— Не надо, — остановила их Ася. — Может быть, Коля прав, давайте завтра все обсудим.
Они попытались лечь на печку, но она была ледяная. Снова сели на единственную лавку к челу печи. Зевали, уставшие и измученные, разговаривать ни о чем не хотелось.
Утром заехал лейтенант, привез кульки с карамельками и печеньем и кусок масла.
— Меня Александр зовут, как устроились? Ничего? Не холодно? Что еще надо? Скажите, я пришлю. — Он был явно в хорошем настроении, прошелся по пустой горнице, глянул в окно. — Енисей! Вид прекрасный и суровый! Ася, можно вас?
Они вышли на улицу, лейтенант замялся, вглядываясь в ее тонкое лицо, как будто и засмущался, спросил, чтобы что-то спросить:
— Откуда ватничек? — уверенно взял ее за рукав.
— Купила в Туруханске... обменяла... — на ватнике, после вчерашнего, не хватало пуговиц.
— Зэковский! Без карманов и простеганный плохо, с зэка вам подсунули! Вы извините, Ася, за вчерашний инцидент, те люди наказаны... Я хотел попросить вас... — он опять замялся, смотрел так, как на нее давно никто не смотрел. — Я помогу вам. Когда Енисей встанет, отправлю до Ангутихи... а сегодня хотел пригласить вас к себе. Расскажете о Москве, вы коренная москвичка?
— Хорошо, — Ася видела его смущение, и ей от этого неудобно было.
Она стояла растерянная от приглашения и обрадованная предложением помощи. Она очень признательна была лейтенанту. Ночью к ней возвращался и возвращался вчерашний ужас, если бы не лейтенант, даже подумать было страшно — картины одна другой ужасней приходили в голову. Как ангел с неба, слетел он со своим пистолетом, и устроил, и дров прислал. Ей было понятно, что он ухаживает, это было уже не так страшно.
Он заехал вечером, в легких саночках, внес котелок каши с мясом, на этот раз гороховой. Оставил мальчишкам, а мать забрал. На улице было уже совсем темно.
Он жил в отдельной избе на другом краю деревни. С его крыльца была видна вахта небольшого лагеря всего на несколько бараков. Было жарко натоплено и уже накрыто на двоих.
Лейтенанту было двадцать пять, хотя выглядел он сильно старше — это водка, делать здесь совершенно нечего, особенно зимой, признался сам. Он не воевал, на эту лагерную командировку был назначен временно, но о нем, кажется, забыли, и он служил здесь второй год. Он предложил выпить и стал разливать разведенный спирт. Ася отказалась, он выпил один, потом еще раз. Он не закусывал, довольно быстро опьянел, осмелел и перешел на ты. Он сел к ней на кровать и попытался взять за руку. Ася улыбалась вежливо, но руки не дала.
— Оставайся у меня, любую должность тебе придумаю — хочешь в КВЧ, а хочешь, просто так оставайся... как женой будешь? Пацанов отвезем в Туруханск в интернат, будешь ездить к ним раз в неделю... — он опять попытался взять ее руку, но Ася просительно закачала головой и отодвинулась.
— Саша, мне уже тридцать девять лет. Я немолода и не смогу оставить своих детей. Лучше помогите нам добраться. Вы очень добрый, мы с детьми говорили о вас, они считают вас настоящим героем!
— Урки не выпустили бы тебя оттуда! Привезли бы еще таких же! — лейтенанту хотелось быть героем, но в глазах было то же, что и у тех мужиков.
— Отправьте нас в Ермаково... — попросилась Ася ласково и сама взяла его за руку. — Саша, вы правда очень хороший человек, не настаивайте, пожалуйста, я не смогу. Моего мужа первый раз арестовали в тридцать шестом, я ни с кем не была с тех пор. Вы же можете это понять... Помогите нам, мы всегда будем о вас помнить!
Лейтенант посмотрел на нее с нетрезвой суровостью, налил полстакана, махнул и, обхватив ее руками, уперся лбом в плечо:
— Так я и