Только крик вырвался у нее из груди.
— A-а, новости из Парижа, — обронила она.
Все обернулись, кроме дофина: беззаботный мальчуган только что поймал бабочку, за которой долго гнался, и ему не было дела до новостей из Парижа.
Король был несколько близорук и потому вынул из кармана небольшой лорнет.
— Э-э, да это, если не ошибаюсь, господин де Шарни, — заметил он.
— Да, государь, — подтвердила королева, — это он.
— Пойдемте, пойдемте дальше, — предложил король, — он ведь нас рано или поздно догонит, а у нас нет времени.
Королева не осмелилась сказать, что новости, которые вез г-н де Шарни, несомненно, стоили того, чтобы их подождать.
Да и в конце концов это была задержка всего в несколько минут, ибо всадник скакал во весь опор.
По мере приближения он с все возраставшим любопытством взирал на происходившее и никак не мог понять, почему огромная карета рассеяла своих седоков по дороге.
Он настиг их в ту минуту, как карета поднялась на вершину холма и остановилась.
Это был действительно г-н де Шарни, о чем королеве сказало сердце, а королю — глаза.
Он был одет в недлинный зеленый редингот со свободным воротником, на голове у него была обшитая широким галуном шляпа со стальной пряжкой, из-под редингота выглядывал белый жилет, лосины, а на ногах — высокие военного образца сапоги, поднимавшиеся выше колена.
Его лицо, отличавшееся обыкновенно матовой белизной, было оживлено быстрой скачкой, а глаза так и искрились.
Дыхание с шумом рвалось из его груди, ноздри раздувались — во всем его облике было нечто победоносное.
Никогда королева не видела его таким красивым.
Она тяжело вздохнула.
Спрыгнув с коня, он склонился перед королем. Потом обернулся и поклонился королеве.
Все столпились вокруг него, за исключением двух телохранителей, остававшихся на почтительном расстоянии.
— Подойдите, господа, подойдите, — приказал король, — новости, которые нам привез господин де Шарни, имеют отношение ко всем нам.
— Прежде всего могу сообщить, государь, что все идет хорошо, — поспешил успокоить его Шарни, — в два часа ночи еще никто даже не подозревал о вашем побеге.
Все с облегчением вздохнули.
Потом со всех сторон посыпались вопросы.
Шарни рассказал, как он вернулся в Париж; как на улице Эшель его встретил патруль патриотов; как они его допрашивали и как ему удалось убедить их в том, что король спит.
Потом он поведал о том, как, проникнув в Тюильри, где всё было спокойно как всегда, он поднялся в свою комнату, переоделся, спустился по коридорам через королевские покои и убедился таким образом, что никто не подозревает о бегстве королевской семьи, даже г-н де Гувьон: видя, что оцепление, установленное им вокруг покоев короля, ни к чему, он снял его и отпустил по домам офицеров и батальонных командиров.
Потом г-н де Шарни снова сел на коня, оставленного во дворе на попечение дежурного лакея, и, полагая, что ему будет стоить большого труда в такое время найти почтовую лошадь в Париже, поскакал в Бонди на том же коне.
Несчастная лошадь была доведена до полного изнеможения, однако все-таки выдержала, и это было все, что требовалось.
В Бонди граф взял свежего коня и продолжал путь.
Он не заметил на дороге ничего подозрительного.
Королева улучила минутку и подала Шарни руку: хорошие новости заслуживали подобной милости.
Шарни почтительно поцеловал ей руку.
Почему же королева побледнела? От радости, что Шарни сжал ей руку? От досады, что он этого не сделал?
Все вновь уселись в карету. Карета поехала дальше. Шарни скакал рядом с дверцей.
На следующей станции лошади были уже готовы, за исключением коня для Шарни.
Изидор не мог заказать верховую лошадь, потому что не знал, что она понадобится для брата.
Итак, Шарни пришлось ждать, пока оседлают коня; карета уехала. Пять минут спустя он уже был в седле.
Кстати сказать, было условлено, что он не станет эскортировать карету, а просто последует за ней.
Впрочем, он держался достаточно близко от кареты, чтобы королева, высунувшись в окно, могла его видеть, а на почтовую станцию он прибывал незадолго до отправления кареты, чтобы иметь возможность обменяться несколькими словами со знатными путешественниками.
Шарни только что сменил коня в Монмирае; он полагал, что карета опережает его на четверть часа, как вдруг на повороте дороги его конь едва не наскочил на карету и обоих гвардейцев, пытавшихся починить постромку.
Граф спешивается с коня, заглядывает в окно, чтобы посоветовать королю спрятаться, а королеве — не волноваться; потом он открывает нечто вроде сундука, где заранее приготовлены все необходимые в случае поломки инструменты и предметы; оттуда он достает пару постромок; из них выбирает одну, ею и заменяют вышедшую из строя.
Гвардейцы, пользуясь остановкой, просят выдать им оружие; однако король решительно выступает против. Ему напоминают о том, что карету могут остановить; однако он отвечает, что в любом случае он не хочет, чтобы ради него пролилась кровь.
Но вот постромка на месте, сундук с инструментами заперт; оба гвардейца садятся на козлы; Шарни прыгает в седло, и карета едет дальше.
Но остановка заняла около получаса, и это в то время, когда дорога каждая минута.
В два часа прибыли в Шалон.
— Если нас не остановят в Шалоне, — сказал король, — все будет хорошо!
В Шалоне их не арестовали, и они благополучно переменили лошадей.
Король на мгновение показался в окне. Среди тех, кто окружил карету, два человека пристально на него взглянули.
Вдруг один из этих людей исчезает.
Другой подходит к карете.
— Государь! — говорит он вполголоса, — не показывайтесь, иначе вы погубите себя.
Обращаясь к форейторам, он продолжает:
— Эй вы, бездельники! Разве так нужно служить славным путешественникам, которые платят вам по тридцать су прогонных?!
И он сам берется за дело, помогая кучерам.
Это смотритель почтовой станции.
Наконец, лошади запряжены, форейторы — в седле. Передний форейтор трогает.
Обе лошади падают наземь.
Лошади поднимаются под ударами кнута; форейторы хотят ехать, однако обе лошади другого кучера тоже падают.
Одна из них придавила возницу.
Шарни, молча наблюдающий за этой сценой, с силой тянет его на себя и высвобождает из-под лошади, оставляя там ботфорты бедного малого.
— Сударь! — кричит Шарни, обращаясь к смотрителю станции и не имея представления о его преданности королю. — Что за лошадей вы нам дали?
