Хантер после минутного молчания наклонился к нему и стал что-то рассказывать – видно, еще одну страшилку.
Уже сидя в машине, Джон подумал: может, надо было отказать помягче, пообещать, что потом вместе съездят… ну, хоть в город. Вот там мальчишка действительно может пригодиться. Не к Иессею же его брать, в самом деле.
«Светлой долиной» называлась вилла баро Иессея. Богатый особняк возвышался на уставшей от войны земле, посреди полуразрушенных и безнадежно ожидающих отстройки деревень, и на их фоне смотрелся почти непристойно. Иногда Джон задумывался, как будет выглядеть «Долина», если взорвать в ней килограммов пять тротила. Но это были досужие мысли, учитывая, что и тротил у них был в основном милостью Иессея.
Ждать у крепких белоснежных ворот не понадобилось, машину впустили почти сразу же. При входе у них отобрали оружие – впрочем, обыскивали их без особого усердия: все же и Джон, и его ребята здесь примелькались. Неулыбчивый слуга в отглаженном костюме ввел их в дом, и скоро из глубины коридоров послышался знакомый глухой стук.
Джон не знал, сколько Иессею лет, но догадывался, что тот одного возраста с Гидеоном, – однако Иессей будто специально старался казаться старше. Хромал он не слишком явно, но никогда не забывал взять трость. Джон давно решил, что она нужна Иессею для психологического эффекта.
Тук. Тук. Тук.
Грант стоял позади, но даже спиной Джон чувствовал его напряжение. Наконец невысокий сгорбленный силуэт появился в дверях. Простучав палкой через гостиную, Иессей по своему обычаю поцеловал Джона в обе щеки.
– Ваше высочество. Я рад, что вы приехали.
«Иначе пришлось бы за вами посылать», – услышал Джон.
Как многие из старшего поколения, Иессей принципиально говорил на старом языке, а не на «языке колонизаторов» – хотя здешний английский был настолько изуродованным, что бывшие колонизаторы его бы и не узнали. И называть себя велел исключительно на древнем. Так делали многие, кто хотя бы по родительским рассказам помнил Вторую мировую и то, как Гибея получила независимость. Но Джон понятия не имел, участвовал ли старый баро хоть в одной войне – или только наживался за счет тех, кто участвовал.
Элай, когда они познакомились, тоже изъяснялся исключительно на древнем. Военная династия, на три поколения – четыре Героя Гибеи.
Джон моргнул. Прогнал мысли об Элае – и мысленно перед ним за это извинился.
– Мы тут проезжали мимо и решили заглянуть.
– Вот и хорошо, уважили старика, – покивал Иессей. Одному из охранников он велел принести кофе. – Знаю, знаю, мой принц, зачем вы ко мне повадились ездить…
От здешнего кофе Джон не отказывался. И думал, что не сможет отказаться, даже когда между ним и Иессеем все станет окончательно ясно и кто-то из шестерок старика будет держать его на мушке. Попросит кофе в счет последнего желания и выпьет до капли. Зерна сюда присылали прямо из Бразилии – поставщики, явно разбирающиеся в них больше, чем те, кто возил кофе во дворец.
А может, напиток только казался ему божественным – после вечного гудрона, который они пили в лагере.
– Спасибо, отец, – сказал Джон. Тут это было ходовое обращение к тем, кто постарше, но Джон порой со злорадством вспоминал Гидеона. Смотри, кого я теперь зову отцом.
Иессей устроился в кресле напротив, подчеркнуто кряхтя. Напиток принесли; Гранту тоже досталась чашка. Джон, уже не скрывая наслаждения, сделал несколько первых глотков. Похоже, ему предстояло начинать разговор. Он сказал, будто невзначай:
– Я и не знал, что кто-то возьмется ремонтировать Южную ветку. Неужто наш король решил наконец заняться здешними местами? Не иначе глас с неба ему велел…
Название ветки он узнал от Фаркаша. Раньше ему и в голову бы не пришло интересоваться подобными вещами.
– Так и пусть бы себе ремонтировали. Или вы, мой принц, решили поиграть в настоящих партизан? Пути подрывать? – Старик хрипло рассмеялся.
– Я думал, у нас с вами договор, отец. – Джон с сожалением отставил опустевшую чашку.
– У нас и есть договор, если память мне не изменяет. И по этому договору вам с вашими… партизанами нечего делать на том участке. А уж ходят там поезда, не ходят… дозвольте старику за этим присмотреть.
– Очевидно, ходят. – Джон посмотрел на Иессея в упор. – И возят груз.
– Так вот о грузе. – Тот тоже отдал чашку безмолвному охраннику и наклонился вперед, впился в Джона взглядом. – В этот раз я вам прощу. Хотя за этот груз отвечать придется мне. Но и бог с ним. Еще не хватало, чтоб люди говорили: старый баро воюет с мальчишками из-за ящика автоматов. Берите, чтоб вас, кушайте на здоровье. Я вам прощу, принц, потому что мне вас жалко.
Джон сглотнул, прогоняя злость.
– Я думал, – сказал он нарочито спокойно, – что договор наш и о том, что вы не станете помогать моему крестному.
Иессей опять засмеялся – неприятно и скрипуче.
– Думаете, на вашем крестном свет клином сошелся?
Джон не думал – хотя так было бы куда спокойнее.
Он продолжил все тем же ровным тоном:
– Я знал, что вы не будете нарушать слова. Но если у вас новые друзья и вы не хотите, чтобы мы с ребятами этим друзьям попадались на глаза, – отчего же было не сказать мне? Чтобы не было недоразумений? Вы потеряли груз, а я потерял товарища.
Он почувствовал, как за спиной напрягся Грант.
Тихо. Не сейчас.
– И все-таки охрану поезда мы уложили. Со своим делом они не справились. Если нужны хорошие люди для охраны – отчего было не попросить нас? Мы ведь вас не подводили.
– Вот что. – Голос Иессея припечатал тишину, как незадолго до этого – его палка. – Вот что вы сделаете, мой принц. Я вам это скажу только один раз, потому что успел к вам привязаться. Не было никакого поезда. И путей никаких не было. И вас там не должно было быть – по тому самому нашему договору. Люди, которым принадлежит поезд, доверились старому баро, потому что мы с ними давно знакомы… С тех пор, когда вас, принц, и на свете не было. И если они путешествовали с легкой охраной – это потому, что не ожидали подвоха на моей земле. Как я уже говорил – мне вас жалко, я не буду рассказывать моим… друзьям, кто на них напал. Но вы об этом поезде забудете напрочь. И об этих путях.
– И о заводе в Лидии – тоже? – будто невзначай, спросил Джон.
Иессей зло, нетерпеливо отмахнулся.
– Вы не понимаете. Эти люди не будут добры
