Тут всего метров двадцать до заднего двора, — добавил я, чтобы их успокоить.
Мы вышли в ночь. Задний двор таверны был не лучше чем любой другой. Горы пустых ящиков, вонь от мусорных баков и липкая грязь под ногами. Мы прошли его насквозь и вышли к самому краю участка, который обрывался прямо к воде.
Внизу, в темноте, тяжело дышало море. Волны с тихим, вкрадчивым шелестом накатывали на камни, а потом с шипением отступали. В воздухе пахло солью, йодом и водорослями — терпкий запах, который прочищал легкие и мысли. Корней прикурил, и огонек сигареты на мгновение выхватил из мрака его усталое, сосредоточенное лицо.
— Ноль, — сказал он, выпустив в ночную тьму облако дыма. — Абсолютный ноль. Мы обыскали весь тот лес. Каждый куст, каждый овраг. Ничего. Ни одной зацепки кроме того, что мы уже нашли. Словно они просто испарились.
Он замолчал, глядя на темную, беспокойную воду.
— Но больше всего меня злит не это, — продолжил он, и в его голосе зазвенел металл. — Меня злит, что они сделали это у меня под носом. Под самым имением. Это не просто наглость, Виктор. Это вызов. Плевок в лицо всей Инквизиции.
— Они покажутся снова, — сказал я, глядя на далекие огни кораблей на рейде. — Они сами вышли на меня. Это была проверка, проба сил. Они хотели понять, с кем имеют дело. И теперь, когда они знают, что я не с ними, они сделают следующий ход. Главное — терпение.
— Вот это меня и напрягает… — начал было Корней, но тут же осекся. Он напрягся, его взгляд метнулся мне за спину, в сторону задней двери таверны. — Вы еще кто такие? Че уставились?
Я медленно обернулся.
Из проема двери один за другим вываливались матросы. Их было много. Десять, может, больше. Двое, самые крупные, встали, перекрывая путь к отступлению. Остальные, рассыпавшись полукольцом, медленно, с хищной грацией подвыпивших шакалов, начали нас окружать. Лунный свет, пробившийся сквозь тучи, блеснул на их небритых, озлобленных лицах.
— А ты че вякаешь, когда тебя не спрашивают? — прохрипел один из них.
Взгляд Корнея мгновенно стал ледяным. Вся его расслабленность испарилась, сменившись яростью человека, который не привык, что какая-то подзаборная шушара позволяет себе так с ним «базарить».
А вот я их узнал.
Память услужливо подкинула картинки недельной давности. Вот этот здоровяк,, который корчился у меня под ногами, предварительно пытаясь задушить. А вот тот, с щербатой гнилой улыбкой, который замахивался на меня бутылкой или «розочкой» от бутылки. Уже не помню. Но это были его дружки.
И они явно пришли мстить.
— Ясно, — сказал я, и в этом слове не было ни страха, ни удивления. Только трезвое понимание того, что вечер перестал быть томным.
Один из матросов, тот самый, с щербатой улыбкой, осклабился.
— Вот ты и допрыгался, дядя.
— Вы че, шпана, — в голосе Корнея зазвенела сталь. Он выпрямился, и в его фигуре снова появилась та властность, которая заставляла людей вжимать головы в плечи. — Далеко на север захотели? Я Мастер Инквизиции. Совсем страх потеряли⁈
Матросы на мгновение замерли. Слово «Инквизиция» подействовало как ушат холодной воды, но лишь на мгновение. Самый горячий из них шагнул вперед, его глаза горели пьяной безумной яростью.
— Да пох нам! Гаси их!
И они ринулись на нас.
Драка была некрасивой. Грязной, как этот задний двор. Это была не дуэль на рапирах, а жестокая, примитивная свалка, где решала не техника, а сила, скорость и звериный инстинкт выживания.
Но мы с Корнеем работали на удивление слаженно. Словно два волка, спина к спине отбивающиеся от стаи шакалов. Он двигался быстро, его удары были короткими, точными, нацеленными в уязвимые точки — кадык, солнечное сплетение, колени. Я же, используя свой рост и размах рук, действовал как мельница. Мощные, размашистые удары, блоки, толчки. Плюс к тому же добавилась сноровка и выносливость, которая появились у меня благодаря занятиям с Рихтеровичем.
Один из них попытался обойти меня сбоку. Я, не раздумывая, врезал ему локтем в челюсть. Хруст. Он мешком осел на землю. Второй кинулся на Корнея с ножом. Инквизитор, увернувшись, перехватил его руку и с хрустом вывернул запястье. Нож со звоном упал на землю.
Но их было слишком много. Они лезли со всех сторон, как тараканы. Пьяные, разъяренные, не чувствующие боли.
В какой-то момент я понял — так мы долго не продержимся. Нас просто задавят массой.
И я решился.
«Взгляд».
Мир смазался. Я видел не их тела, а их души. Грязные, мутные, багровые сгустки энергии, искаженные алкоголем и ненавистью. Я ударил первого, кто оказался рядом. Не кулаком. Психеей. Сконцентрировав всю свою волю в одной точке, я ткнул в его энергетический центр.
Он взвыл, как подрезанный кабан, и рухнул на колени, хватаясь за живот. Его дружки опешили. А я, пользуясь их замешательством, ударил второго. Потом третьего.
Каждое прикосновение отнимало силы, во рту стоял привкус железа. Но эффект был ошеломляющим. Они падали, корчились от непонятной, выворачивающей нутро боли. Но, к моему ужасу, через несколько секунд, ведомые пьяной яростью, снова поднимались.
Их было слишком много. Я отвлекся на очередного, который лез на меня сбоку, и в этот момент краем глаза увидел, как в свете луны блеснула сталь. Она летела не ко мне. Она неслась к Корнею.
Я не успел крикнуть. Не успел среагировать.
Нож вошел Корнею в бок чуть ниже ребер. Тихо, почти беззвучно.
— Ты че наделал, тварь⁈ — голос Корнея был ледяным. Он все еще держал за горло одного из ублюдков, но его взгляд был прикован к рукояти, торчащей из его свитера. Свитер на глазах начал темнеть, пропитываясь кровью.
Я бросился на выручку. Короткий, точный удар в висок отправил ублюдка с ножом в нокаут. Его дружки, увидев кровь, осознав, что дело приняло совсем другой, «мокрый» оборот, которого они явно не планировали, дрогнули. Подхватив своего отключившегося товарища, они, спотыкаясь и толкая друг друга, бросились к выходу из таверны и растворились в ночи.
Корней осел на землю, прижимая руку к ране. Кровь текла сквозь пальцы густыми, темными струями.
Я рухнул рядом с ним на колени. Быстро, профессионально оценил ситуацию. Район печени. Крупные сосуды. Кровопотеря массивная. До больницы он не дотянет.
Глава 9
— Держись, — сказал я, хотя понимал, что слова здесь бессильны.
Я прижал его рану
