опустив голову, пробурчал Птах. — Что нужно пережить? Ты рассуждаешь как опьянённая, уставшая и увлечённая обрывками собственных идей. Странных идей. Прости меня, как-то так. Или как птица в охоте за блестящим хламом, или как одержимая поиском. Можешь пояснить?
Девушка кивнула, запустила руки в волосы и встряхнула их. Дрожь пробежала по её шее и по плечам до кончиков пальцев.
— Наше сознание — структурированная информация, — пустилась она в пояснения. — Гены и переживания, наследственность и приобретенный опыт. Словно отпечаток в янтаре, переливающийся на солнце. Чтобы увидеть что-то определённое, нам нужен верный угол и яркие лучи. С помощью стимуляции моей сети, ряда препаратов и собственной психологической настройки я почти переживаю две жизни в одном сознании. Волны впечатлений, словно прибой, каждое утро выносят меня на берег, собирая заново из пены. Может забвение это дар, получаемый взамен обречения на адские круги из повторений. Может это просто грёзы в заданных условиях, внешних и внутренних. Но сейчас я лучше понимаю себя. Переживаю информацию, которая, теоретически, проходила через мои гены на этой планете множество поколений тому назад. Их помогает создать или включить сеть, со всей местной поддержкой. Может быть. Точнее ещё не могу описать, что это такое, где и когда, в этом ли мире вообще проносится зазеркалье. Сил уходит слишком много, информации слишком мало. Данные сети не разобраны, там пока закрытый ящик. И теперь слишком много дел, нужно торопиться…
— Об этом можно поподробней? — повернулся к ней мужчина. — Данные спутников в обработке ничего не дали: никаких экологических, технических или космических аномалий. Нет предупреждений сетей, не происходит ничего странного. Но мы покидали город в спешке, а сейчас ты сворачиваешь свои посадки. Я вижу, как ты осматривала и закрывала оранжереи: лицо каменное, губы сжатые, руки не находят себе места. Происходит что-то серьёзное, верно?
— Да. И дело не в прогнозе погоды или предсказании иной опасности.
Девушка вернулась через десяток секунд со стаканом воды и продолжила.
— На вероятности и расчёты можно полагаться, но здесь я научилась изредка доверять неполной картине, опираясь на интуицию. Мы всегда что-то упускаем из внимания, иногда ошибаемся в условиях моделирования. Когда сталкиваемся с новым, аномальные, непредсказуемым. Лучше перестраховаться интуицией. Помнишь Противников разложения?
Птах задумался, наблюдая за стеклом стакана. Оно просвечивало, преломляя отражения листьев, стволов и неба, маскируя свою чужеродность, искусственность и строгость среди природной непосредственности. Кожа шеи откликнулась на пару глотков. Мужчина заставил свои мысли вернуться к подобранным данным. Пересмотрел информацию ещё раз, в поисках структур и ассоциаций. Потерпев неудачу, потёр подбородок рукой и решил оставить новые попытки.
— Ортодоксальная секта, объединившая противников перемещений, — прочел он собранную информацию. — Страх перемещений вызван неподтвержденными представлениями о смерти прежнего «я» в момент перехода. Не сталкивался, но видел разных фанатиков: собаки без потребностей, души полные ужаса перед подключением искусственной сети к разуму или перед перелётами на кораблях. Думаю, что отмежевание крайностей и баланс разумных мнений удерживает общество в равновесии. Может, потому и нужны… дилетантские выводы, не более того. Сам не знаю, как уживаться с сектантами.
— Не совсем сектантами, — заметила Аня. — Ради единства мы уважаем все мнения. Здесь другое. Добровольное отделение, в меньшей степени вынужденное. Люди терпимы и человек волен выбирать себе дорогу сам. Со всеми стараются поддерживать связь — политика корпораций, официальная этическая позиция. Но так было не всегда. Если подумать, только одно разделение до сих пор оставляет отдельные группы за бортом жизни осознанно.
— Выгода, в цифрах или положении, в способе жить, — предложил Птах. — Если ты не удобен и не нужен, то найдётся способ избавиться. Ты же сейчас говоришь о местных поселениях, верно?
— Да, конечно, — согласилась Аня. — Невыгодные люди за бортом прогресса. Потомки тех, кто решил остаться в своих домах. Они не представляли интереса и варились в собственном соку здесь, внизу, несколько поколений. Не самый изученный процесс, тема не очень популярная и совсем не оплачиваемая. Могу рассказать то, в чём уверена, но и того наберётся немного. Например, я уверена, что их культурный уклад со временем скатился из самобытного в образ жизни общин, собирателей и кочевников. Собиратели с психологией собственников «что нашёл, то моё». Отсюда конфликты за территорию; даже в условиях зачистки мест хранения вооружения способы найти или изготовить орудия убийства остаются. Многие вещи просто лежат под ногами. Кстати, физически кочевники не сильно отличаются от нас: чуть плотнее, нации смешаны, в большей части кожа смуглая от загара. Но ограниченный генофонд и изоляция части групп дают о себе знать.
— Генетические болезни, отравления и увечья вне качественной медицины. — хмуро заключил мужчина, провожая взглядом пролетающую галку. — Больные дети и беззубые старики?
— Отсутствуют по моим скромным наблюдениям. Хотя внешнее однообразие черт налицо. Что возвращает нас к вопросу моральных ценностей и достижений цивилизации.
Девушка посмотрела на собеседника и продолжила:
— Вряд ли забота о ближнем или социальные нормы входят в число сохраненных ими благ. Но какие-то культурные институты сохранили собственное значение. Никто толком не может в этом разобраться, потому что мы теперь говорим на разных языках, в прямом и переносном смыслах. Смотрим на мир разными глазами, по совсем отличным смыслам за ними. Местные жители не животные, но правила выживания и общения у них иные. Это же не кочевые племена в привычном понимании. Обиженные брошенные собиратели, избалованные богатством под ногами. Нас они ненавидят, от гордости и затаённой обиды, накопленной с достатком. И зайдут достаточно далеко, если позволить. Мурашки по коже.
— Я знаю о чём ты, — Птах опустил голову. — Убийство одного из смотрителей, лет пять тому назад. Новость прокатились по всем населенным мирам. Произошедшее запомнилось нарочитой, постановочной жестокостью. Изуродованные части тела, соединенные вновь с издевательским порядком. Узоры, выведенные из крови, рамки у стен, выложенные из осколков битого стекла. Множество следов, но спешный и продуманный отход, скорее всего по лесу. Поисковые отряды нашли несколько групп неподалёку, но те перемешались и окончательно спутали карты. Даже показательная кара правосудия, цивилизованная месть, не удалась. Не хватило данных и людей здесь, на месте.
— Их действия походили на ритуал, — почти шепотом сказала Аня. — Они обычно готовятся к нападению и планируют отступление. Но не на хранителей. То событие сводилось к непонятной жестокости. Во всём словно сквозит ответ на вопрос. Который остался неизвестным. Большая часть жертвы дошла до нас узорами на стенах и деревьях. Никто из нападавших не взял отслеживаемые вещи. Никто из нас не нашёл закономерность или отсылку среди знаков или подписей. Ничего личного. Сама не была знакома с несчастной, но уже
