запершись в штабном схроне, предался хандре. Итоги последних дней представлялись ему неутешительными. Он потерял много людей, а перспектива успешного осуществления «Плана Шамиля» до сих пор казалась несбыточной. Неизвестно, сколько времени продолжалась эта хандра, если бы рана на ноге вдруг внезапно не напомнила о себе болью.
– Доктора мне! – потребовал амир, выглянув из приоткрытой двери, и вскоре один из находившихся неподалёку боевиков привёл ему привезённого Магомедовым русского хирурга. Тот осмотрел рану, покачивая головой, долго с ней возился, что-то разрезая и обрабатывая, и тем самым заставляя Сулеймана стискивать зубы от возникающей в ноге боли. Закончив обрабатывать, русский перевязал рану и, пожелав амиру спокойной ночи, удалился в свою каморку. А Имурзаев снова остался один. Ногу даже после укола промедола дёргало острой болью. Засыпал Сулейман с тяжёлой головой и тяжёлыми думами, но и наступившее утро не принесло ему успокоения.
А через два дня прибывший на базу Магомедов приказал ускорить подготовку к предстоящей акции, но даже и тогда не сразу объяснил всю гениальность разработанного Шамилём плана.
– Ни одна шахидка не сможет подойти к президенту и на расстояние пушечного выстрела! – негодовал Имурзаев, расхаживая по тесному пространству подземного схрона, совершенно забыв про свою раненую ногу. – И не надо считать русских тупоголовыми идиотами! Если вы надеетесь, что взрывчатку можно будет скрыть под одеждой, то зря. Любая беременная женщина тотчас привлечёт внимание, её либо сразу обыщут, либо просто оттеснят в сторону и не пропустят. Вы бы ещё чадру на неё надели!
– Чадру? – эмиссар Басаева непринуждённо рассмеялся. – Занятное предложение! А что ты скажешь, если шахидка протиснется к президенту, будучи одетой в тонкую, почти прозрачную блузку?
– Как это? – брови Сулеймана изумлённо поползли вверх. Но тут же он возмущённо воздел вверх руки. – О Аллах, вразуми заблудших! А куда вы денете пояс шахида? В задницу запихаете?
– Почти, – улыбнулся Магомедов.
– ??? – амир… кого района застыл в изумлении на месте.
– Ну что ты, что ты, не так грубо! – успокоил его эмиссар. – Мы же не зря привезли сюда хирурга. В ходе нехитрых манипуляций взрывчатка будет размещена в животе у подготовленных к «мероприятию» женщин. Конечно, есть риск возникновения абсцессов и прочих побочных эффектов. Но надеюсь, хоть одна из двух девушек после операции окажется в состоянии выполнить поставленную задачу. Даже не надеюсь, а уверен в этом.
– Но разве такое возможно? Это же не двадцать грамм! – в голосе Сулеймана звучал вполне здоровый скепсис. – К тому же тротил не простерилизуешь…
– Достаточно упаковать СВУ в стерильные пакеты. Во всяком случае, «Хирург», – Магомедов назвал кличку одного из самых известных чеховских врачей, – уверял, что всё вполне реально.
Услышав подобное, Сулейман задумался.
– Вот оказывается для чего потребовался этот русских доктор! – он уже не был настроен столь скептично. – Да, возможно в этом что-то есть. Шрам и швы на месте недавнего разреза на животе будут скрыты блузкой, а беременную женщину, желающую выразить своё почтение президенту, могут и пропустить… Вот шайтан! – неожиданным образом закончил свою мысль амир, но просто ли он выругался или имел в виду под шайтаном кого-то конкретного, осталось неизвестно.
А Магомедов, довольный произведенным впечатлением, усмехнулся в бороду и зашевелился, словно бы уже готовясь выйти наружу.
– Послезавтра, чтобы обговорить некоторые подробности плана, тебя хочет видеть сам Шамиль, – это было брошено как бы невзначай, но Сулейман неожиданно понял, что это в их разговоре как раз и есть самое важное.
– Я буду, – он подумал про раненую ногу, про то, как не хочется снова отправляться в путь, но перечить воле Басаева не осмелился. – Я оставлю за себя Ильяза.
– Только не забудь напомнить ему, – прошипел Магомедов, – что за сохранность девушек он отвечает головой. Вы и так одну уже потеряли. Я бы не хотел, чтобы подобное случилось вновь. Они должны быть готовы через десять дней. Через три-четыре дня доктор сделает операцию. Обеим, – пояснил он, видимо для того, чтобы стала понятна особая ценность каждой. – Используем ту, что окажется более готовой.
– Как будет приказано! – покорно согласился амир.
Разговор был окончен, они допили чай и выбрались из полутьмы подземного схрона на открытый воздух.
Зейнап
Неизвестные в масках ворвались в дом Вахидовых и расстреляли всех, кто там был. Отца, мать, двух братьев. Говорят, напавшие ругались по-русски. Родных не стало. Зейнап хотелось умереть вместе с ними. На их могилах. Но её забрали прямо с похорон, не дав побыть наедине со своим горем.
– Ты хочешь отомстить? – короткий вопрос и ответ, определяющий всю дальнейшую жизнь. Точнее, смерть.
– Очень! – нисколько не сомневаясь, ответила девушка.
Так она оказалась здесь, в лагере. Здесь же она узнала, что её ждёт и скорее обрадовалась, чем испугалась. Мысль о смерти и предстоящей встрече с родными укрепляла её решимость. Жившей с ней в одном помещении Аминат Суюновой приходилось тяжелее, она днями и ночами плакала. Ежедневно умоляла сопровождающих отпустить её на волю, обещала уехать далеко – далеко и никогда больше не возвращаться в Ичкерию. Но тщетно. Аминат опозорила свой род прелюбодейством и не было ей прощенья, разве что она могла смыть позор и вернуть доброе имя, одев пояс шахида.
– Я боюсь, я очень боюсь! – твердила она, лёжа на скомканной простыне и заливаясь горячими слезами.
– Чего бояться, глупая? – утешала её Зейнап. – Одно мгновение боли, мы не успеем его даже почувствовать, и мы будем в лучшем мире.
– Говорят, там нет для нас места! – продолжала всхлипывать никак не желающая успокаиваться девушка.
– А гурии? – нарочито озорно спросила Зейнап. – Ты хочешь быть гурией?
– Не хочу, не хочу, не хочу! – Аминат начала бить кулаками в бревенчатую стену схрона. – Я жить хочу, понимаешь, жить!
– Понимаю, – несмотря на все выходки подруги, Зейнап оставалась совершенно спокойной. – Но жизнь – это всегда смерть. Нужно умереть. А рано или поздно, какая разница.
– Я детей хочу! – Аминат не желала униматься.
– А я хочу к братьям. У тебя есть братья? – вопрос был задан просто так, Зейнап не было никакого дела до чужих братьев.
– Есть, – неожиданная злость в голосе подруги заставила Зейнап отшатнуться. – Но лучше бы не было! Это по их вине я оказалась в этом месте… Это они… они… увидели… рассказали…
Что именно увидели и сказали братья, Аминат не уточнила, снова разразившись бурными рыданиями…
Так повторялось почти каждую ночь, до того момента, когда… когда случилось страшное – Аминат не стало, – сидевшая на коврике Зейнап уткнулась в колени и залилась горькими слезами. Хорошо, что она сейчас была одна. Недавно привезённую девушку увели, чтобы показать прибывшему в отряд большому человеку. Так
