над головой, скрывая небо.
– Это… то же место? – выдохнула я, оглядываясь.
– То же, но другое, – задумчиво произнёс Джулиан, всё ещё держа меня за руку. Его взгляд был напряжённым, словно он пытался уловить невидимые ниточки времени.
– Добро пожаловать в шестнадцатый век, – раздался за спиной бодрый голос.
Мы обернулись и увидели его. Эдмунд. Только другой. Гораздо более молодой, хотя тот же лукавый блеск в глазах выдавал его. Он был одет как бродячий актёр: короткий плащ из вытертого бархата, жилет с рваными краями и перо в широкополой шляпе.
– Эдмунд? – удивлённо спросил Джулиан.
– Ваш проводник, гид и просто красавец, – с усмешкой представился он, снимая шляпу и кланяясь. – Эдмунд Гилберт Сомерсет, к вашим услугам.
– Сомерсет? – хмыкнул Джулиан, скрестив руки на груди. – Вы меняете фамилии, как перчатки?
– Только в зависимости от эпохи, дорогой мой. Кстати, – он оглядел нас, приподняв бровь, – вы двое выглядите, как потерявшиеся путешественники.
– Мы и есть потерявшиеся путешественники, – ответила я, чувствуя, как лёгкое раздражение смешивается с растущим любопытством.
– О, это поправимо, – сказал Эдмунд, с улыбкой направляясь вперёд. – Но сперва, позвольте мне показать вам кое-что поистине важное.
Мы последовали за ним. Лес казался бесконечным, но вскоре деревья начали редеть, и перед нами открылся вид на дом. Это был Холл Холликрофт, но в своём первозданном виде – с яркими белыми стенами, чёрными балками и крышами, покрытыми яркой черепицей без следа мха. Вокруг дома не было признаков запустения; напротив, его окружала ухоженная лужайка, аккуратная живая изгородль, а окна светились мягким светом.
– Это не просто дом, – сказал Эдмунд, остановившись и глядя на нас через плечо. – Это узел.
– Узел? – переспросила я.
– Узел времени, – пояснил он, загадочно улыбаясь.
Прежде чем мы смогли задать ещё вопросы, он жестом велел нам замереть. У двери стояли двое. Мужчина в длинном плаще, капюшон которого скрывал лицо, и мальчик, едва достигший подросткового возраста. Мужчина держал в руках небольшой ларец, богато украшенный символами, которые я сразу узнала.
– Слушайте внимательно, – прошептал Эдмунд.
Мы стояли в тени деревьев, наблюдая, как мужчина передаёт ларец мальчику. Его голос был тихим, но твёрдым.
– Ты знаешь, что делать. Никому не доверяй. Беги.
Мальчик кивнул и, не говоря ни слова, исчез в лесу.
– Это… – начала я, но слова замерли на губах.
Из-за угла дома появились фигуры. Их движения были бесшумными, словно у хищников. Плащи из тёмной ткани с вышитыми символами, напоминающими друидские знаки, скрывали лица.
– Где он? – резко спросил один из них, подступая к мужчине.
Мужчина ничего не ответил, только скрестил руки на груди, его взгляд был полон решимости.
– Вы никогда не узнаете этого, клянусь розой, – произнёс он тихо, но его голос звучал как вызов.
– Уведите его, – приказал старший из друидов.
Мужчину схватили за плечи и увели в тень дома.
– Мы должны что-то сделать! – воскликнула я, обернувшись к Джулиану.
– Нет, – вмешался Эдмунд, его лицо стало серьёзным. – Это уже случилось. Вы ничего не измените.
– Но мы же можем… – начала я, но замолчала, видя, как Джулиан смотрит на меня.
– Слушай его, – тихо сказал он, и его голос был полон нехарактерного для него смирения.
– Ладно, хватит драмы. У нас впереди кое-что гораздо интереснее.
Эдмунд вздохнул, возвращая себе привычную лёгкость.
– Вы встретите того, кто знает будет вам интересне, чем я, – протянул Эдмунд, его голос внезапно утратил привычную лёгкость и приобрёл странную, почти загадочную интонацию. – Особенно вам, профессор.
– Кто? – спросил он, его голос звучал твёрдо, но в нём я уловила нотку беспокойства.
Джулиан прищурился, его пальцы невольно сжались в кулак.
Эдмунд на мгновение замер, словно выбирая слова, а затем, широко улыбнувшись, ответил:
– Ну, скажем так, старые друзья имеют обыкновение возвращаться. Особенно те, кто оставил незаконченные дела.
Я почувствовала, как в груди кольнуло. Слово "друзья" звучало слишком двусмысленно. Джулиан чуть заметно напрягся, но взгляд его остался пристальным и непроницаемым.
Его взгляд задержался на Джулиане чуть дольше, чем следовало, и я заметила в этом какую-то тень – то ли сожаление, то ли насмешку. Моё сердце забилось быстрее, а в голове вспыхнуло имя, которое я пыталась забыть: Роуз.
– Ты мог бы говорить яснее, – холодно заметил Джулиан, но голос его дрогнул.
– Ясность? – Эдмунд рассмеялся, но его смех был странно натянутым. – Где в этом веселье? Лучше давайте двигаться дальше. А для начала, переодеться.
– Зачем? – спросила я, пытаясь унять нарастающее чувство тревоги.
– Потому что, моя дорогая, в этих вещах вы привлечёте к себе больше внимания, чем актёр в джинсах на сцене елизаветинсокго театра. А нам этого совсем не нужно.
Эдмунд повернулся ко мне, его глаза блеснули в свете заходящего солнца.
– Нас ожидает Мэри Арден.
– Мать Шекспира, – спросила я, почему-то шептом. Эдмунд только хмыкунлу в ответ.
– Она… ну, не совсем та, кем все привыкли её считать.
Он снова улыбнулся, но в его улыбке было что-то, от чего у меня похолодело внутри.
Что имя
Мы шли вдоль извилистой дороги, и каждая деталь этого нового мира казалась мне сном, ярким и невозможным. Луна освещала мокрую тропу, а вокруг нас расстилался ночной лес, в котором, казалось, прятались голоса прошлого. Эдмунд, молодой и энергичный, шёл впереди с торжественностью актёра на сцене. Его тёмный плащ развевался за спиной, а движения напоминали героического персонажа из пьесы.
– Ну что, готовы к встрече с настоящей эпохой? – обернулся он к нам, блеснув в лунном свете своими насмешливыми глазами.
– Боюсь, мы уже встретились, – сухо ответил Джулиан, держа меня за руку.
– О, Джулиан, – Эдмунд растянул его имя, будто произнося первую строку монолога. – Ты так серьёзен. Возможно, пора научиться немного… играть?
Я почувствовала, как Джулиан сжал мою руку чуть сильнее, но промолчал.
Ферма Мэри Арден появилась перед нами внезапно, как видение. Её очертания вырисовывались в ночи – массивные деревянные балки, покатая крыша, все будто созданное для театральной сцены. Из трубы шёл тонкий столб дыма, а свет в окнах был тёплым, манящим.
Мэри встретила нас
