у двери. Она была ниже, чем я себе представляла, с проницательным взглядом и натруженными руками. Казалось, она видела нас насквозь, и от её взгляда мне стало не по себе.
– Входите, путники, – её голос был мягким, но решительным. – Путь у вас, вижу, не близкий.
Мы вошли внутрь, и ферма окутала нас теплом и ароматами: дымка от очага, пряности, запах свежих трав. Я ощутила странное спокойствие, будто сама эпоха старалась обнять нас и защитить.
За ужином, где нас угощали рагу из кролика с чем-то похожим на репу и свежеиспечённым хлебом, разговоры были сначала лёгкими, но вскоре стали серьёзнее.
– Код Шекспира, – начала Мэри, разрезая хлеб, – это не только тайна, но и ответственность. Каждое слово, каждая строчка – это больше, чем просто текст. Это сила.
– Мы знаем, что слова могут менять реальность. Но почему именно Шекспир?
Джулиан, держа чашу с элем, кивнул.
Мэри на мгновение замолчала, а затем заговорила медленно:
– Потому что его имя – это ключ. Ключ, который открывает больше дверей, чем вы можете себе представить.
– Ах, Мэри, ты так загадочна. Я бы сказал им, что…
Эдмунд откинулся на стуле, закатывая глаза.
– Не смей, – перебила его Мэри, бросив на него взгляд.
Джулиан нахмурился, но промолчал. Я же не могла избавиться от чувства, что есть что-то, чего они не договаривают.
– Тогда я, с твоего позволения, все-таки представлю тебя гостям.
– Вы, наверное, догадываетесь, что я не просто хозяйка этой фермы.
Эдмунд оторвался от своего кубка, поднял бровь и подался вперёд, будто ждал театрального откровения.
– Это точно, – проговорил он. – Мэри – одна из первых членов Кода.
– Но как?
Я посмотрела на неё с удивлением. Мэри улыбнулась, но в её взгляде мелькнула печаль.
– Я была частью этого общества, чтобы сохранить то, что важно. Слова, искусство, магию. То, что меняет мир.
Она замолчала, а затем добавила:
– Но каждая сила требует жертвы.
Эти слова повисли в воздухе, и мне показалось, что я чувствую, как тени прошлого сгущаются вокруг нас.
Когда ужин подошёл к концу, Эдмунд, поднимая бокал, произнёс:
– Не могу не упомянуть. Ты, Джулиан, ты должен быть готов к встрече.
– С кем? – спросил Джулиан, а я почувствовала, как внутри поднимается странное беспокойство.
– С Роуз, – театрально выдохнул Эдмунд, а его взгляд блеснул.
– Она здесь?
Джулиан замер.
– Возможно, – ответил Эдмунд, загадочно улыбаясь.
Я почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Роуз. Это имя прозвучало, как отголосок чего-то важного, но недосказанного.
Ночь на ферме была тихой, но эта тишина не приносила покоя. Я стояла у окна, глядя на чёрное небо, усыпанное звёздами.
– Ты не ложишься?
Джулиан подошёл сзади, его шаги были почти неслышными.
– Нет, – ответила я, не оборачиваясь. – Я… хочу побыть одна.
Он замер. Я почувствовала его присутствие, его дыхание, но он не двигался.
– Анна, – его голос был тихим, но в нём звучала боль. – Это из-за Роуз?
– Это из-за всего.
Я покачала головой.
– Ты можешь сказать мне, что чувствуешь.
Он обошёл меня, чтобы заглянуть в глаза.
– А что, если я не знаю? – прошептала я.
– Тогда я подожду.Джулиан коснулся моего лица, его пальцы были тёплыми.
Я закрыла глаза, чувствуя, как его слова проникают в самую глубину.
– Но знай одно, – продолжил он, его голос стал твёрже. – Я здесь. И я не оставлю тебя.
Я посмотрела на него, и в его глазах я увидела что-то, что заставило меня дрожать. Любовь, ревность, но самое главное – решимость.
– Спасибо, – только и сказала я.
Утро было таким же тихим, как ночь. За завтраком Эдмунд, оживший, как будто ночь только придала ему сил, подшучивал над нами.
– О, какая серьёзность, – произнёс он, разливая эль по кубкам. – Словно вы писали трагедию, а не просто спали.
– Не все способны сиять, как ты, после ночи, полной загадок.
Джулиан посмотрел на него с прищуром.
– Ну, кто-то же должен поддерживать драматизм.
Эдмунд рассмеялся.
Мэри наблюдала за нами с лёгкой улыбкой, а я чувствовала, как новый день приносит с собой новые тайны, но также и что-то большее – силы, которых я раньше не замечала.
– Если хотите остаться здесь незамеченными, вам нужно сменить обличье.
Мэри уже убрала со стола и теперь открыла сундук и вытащила одежду.
Мы с Джулианом переглянулись, но спорить не стали.
В комнате было холодно, но, несмотря на это, я ощущала, как по спине пробегает жаркая дрожь. Передо мной лежал наряд эпохи Тюдоров – множество слоёв ткани, аккуратно сложенных на кровати, будто готовых открыть мне тайну прошлого.
– Ты же понимаешь, что это не просто переодевание? – заметил Эдмунд, лениво прислонившись к двери.
Я бросила на него взгляд, полный сомнений.
– Да, я понимаю. Это необходимость, чтобы мы не выделялись. Но… – Я провела рукой по плотной ткани лифа, украшенного простой вышивкой. – Закон о роскоши. Эта одежда выглядит… слишком дорогой для моего статуса.
– Закон о роскоши? Это же просто фантом эпохи. Друзья мои, мы уже нарушили столько законов времени, что один старый закон никому не помешает. Кроме того, – он театрально указал на платье, – я выбрал для тебя вполне приличный наряд. Ничего слишком роскошного.
Эдмунд фыркнул, махнув рукой.
Я медленно взяла платье, ощущая его тяжесть. Материя была плотной, шерстяной, с едва заметным узором в виде крошечных роз, в меру изящной, но не вызывающей. Тем не менее, у меня всё ещё оставалось странное чувство, что я не имею права его носить.
Эдмунд, заметив мои колебания, вздохнул и развёл руками.
– Анна, если кто-то спросит, просто скажи, что ты родственница скромного перчаточника из Страдфорда-на-Эйвоне.
Я усмехнулась, но всё равно медлила.
– Ладно, я выйду. Одевайся. Но, прошу тебя, поторопись. Мы не можем ждать вечно, – добавил он и закрыл за собой дверь.
Я осталась одна. Начала с нижнего слоя – длинной льняной рубашки, которая, несмотря на свою простоту, была удивительно мягкой. Она закрывала всё: от шеи до запястий и лодыжек. Затем я надела корсет. Его плотность сперва показалась невыносимой, но через несколько минут я поняла, что он, напротив, поддерживает осанку, будто заставляет держаться увереннее.
С каждым
