как нас растили: окружёнными природой, людьми, настоящим домом.
Но потом жизнь случилась.
И теперь я слишком, чертовски, занят тем, чтобы заботиться об этой семье, чтобы думать о собственной. Особенно сейчас, когда мы снова в подвешенном состоянии, не зная, что ждёт нас впереди. Я едва держусь на плаву. Эмоционально. Финансово. Физически. Добавить ко всему этому жену и детей?..
Да, этого точно не будет.
В большинстве дней мне нормально с этим. Я слишком занят, чтобы зацикливаться на том, что изменить не могу.
Но иногда… иногда это действительно больно.
Молли поднимает глаза, её взгляд встречается с моим. Что-то снова ёкает у меня в груди. Я должен отвернуться. У меня миллион веских причин, почему мне нужно отвернуться. Но в её глазах горит что-то новое. Или нет… Я уже видел это раньше. На фотографиях Гарретта. Той пятилетней или шестилетней девчонки, которая сияла от восторга, играя в ковбоя рядом с отцом.
Сейчас, сидя в пыли, с трёхлеткой, прилипшей к её боку, Молли выглядит… так же.
Светится. Как на тех снимках Гарретта.
Это из-за козлят? Из-за детей? Или из-за того, что Уайатт с ней заигрывает? Или её радует что-то другое?
Отбрасываю эти вопросы в сторону и отвожу взгляд от Молли, поднимая его к небу. Дождя всё ещё не видно.
А эта невидимая рука по-прежнему сжимает моё сердце.
Сняв шляпу, я проводжу рукой по волосам. Они снова стали влажными от пота. Если меня не прикончит эта жара, то Молли Лак точно добьёт.
Я возвращаю шляпу на место и прочищаю горло.
— Ладно, ребята, кто хочет покормить жеребёнка?
Глава 12
Молли
Хэппи
Это самая большая неожиданность века.
Хотя, если подумать, ничего удивительного в том, что обычные ковбои, те, которые не ходят вечно хмурые и ворчливые, терпеливо кормят крошечного жеребёнка из бутылочки.
Но вот увидеть как Кэш Риверс делает это, и делает хорошо — настоящий шок. Как в той песне LL Cool J, это чертовски притягательно.
Нет, правда, очень притягательно.
У меня буквально пересыхает во рту, пока я наблюдаю, как Кэш терпеливо кормит жеребёнка, его шляпа сдвинута назад, так что я могу видеть его лицо. Одна огромная ладонь держит бутылку, другая покоится на гладкой коричневой шкуре жеребёнка.
Мне нужно уходить. Немедленно. Развернуться и выйти из конюшни, потому что если я этого не сделаю, боюсь, просто сгорю. Смотреть на Кэша — это… это вызывает во мне чувства.
Чувства, которые совершенно неуместны, неудобны и просто-напросто неправильны.
— У мамы Хэппи не было молока, поэтому будем кормить её мы, — говорит Кэш, медленно проводя рукой по спине жеребёнка, пока тот сосёт молоко. — Хэппи так хорошо справляется, правда?
Элла, которая взяла меня за руку ещё по дороге от загона и до сих пор её не отпустила, утыкается мне в ногу.
— И-го-го, — тихонько говорит она.
Кэш поднимает взгляд, на его лице появляется улыбка.
— Верно, Элла. Лошадки так и говорят. А вы, ребята, можете тоже? — Он смотрит на её одноклассников.
Большинство детей слишком застенчивы, чтобы ответить, но несколько человек, вместе с Эллой, тихонько произносят «и-го-го», и у меня внутри что-то тёплое разливается от смеха.
Если это не самое милое, что я видела, то я не знаю, что тогда милое.
И вообще… когда я в последний раз смеялась в полдень в четверг?
Когда я в последний раз вообще выходила на улицу в четверг? С другими людьми? Даже не могу вспомнить.
Звук детского ржания пугает Хэппи. Она отдёргивается от бутылки, забивая копытцами. Кто-то из детей испуганно ахает.
Кэш не вздрагивает. Он продолжает мягко гладить жеребёнка по спине, тихонько приговаривая:
— Всё в порядке, Хэппи. Они просто хотят поздороваться. Всё хорошо. Давай, возьми бутылку ещё раз. Вот так. Отличная работа, Хэппи. Уже вижу, как ты становишься большой и сильной.
— Заклинатель лошадей, — усмехается Джон Би, покачав головой.
И ветеринар не ошибается.
Я просто… не понимаю. Это проявление нежности совершенно не вяжется с тем, как Кэш на днях чуть ли не закинул меня в седло. С тем, как он со мной разговаривал. Такое ощущение, что он очень старается быть придурком в моём присутствии. И в то же время создаётся впечатление, что у него есть мягкая, заботливая сторона. Та, которая, вероятно, делает его потрясающим любовником.
Прогоняя эту мысль, я начинаю гадать, не просто ли Кэш смертельно устал. Может, его уже задолбала эта куча ответственности, что свалилась на него. И да, возможно, он даже немного напуган. Он только что потерял наставника. Потерял ранчо, которое считал своим. Мне кажется, Кэш — тот тип людей, у которых всегда есть план. У него всегда есть ответ на любой вопрос, решение для любой проблемы. Какой у него теперь план, раз он не получит ранчо Лаки? И что будут делать его братья, которые на него рассчитывали?
Не моя проблема.
Но мне его действительно жаль, и я хочу помочь. Да, он вёл себя как последний идиот на днях, но сегодня утром всё же извинился. Он любил моего отца. И, сколько бы ни было больно осознавать, что они были ближе, чем я с собственным отцом — это не вина Кэша. Это моя вина. И отца. Кэш Риверс не должен за это расплачиваться.
Наблюдая, как он кормит эту маленькую кроху, я думаю: а почему он сам-то считает, что должен расплачиваться за всё, что случилось с ним и его братьями?
Да, им был нужен отец, когда они росли. Но они уже взрослые. У Сойера вообще свой ребёнок. Зачем же Кэш продолжает сжигать себя, лишь бы согреть всех остальных? Почему он никому не позволяет помочь ему, хотя ему это так явно нужно? Неудивительно, что он вечно хмурый.
Вот почему я предложила принести перекус для детей. Вот почему я взяла для Кэша лишний бутерброд из холодильника. Он был настолько мокрый от пота, будто попал под ливень. Я думаю, такая работа делает человека голодным. Особенно если завтрак был в половине пятого утра.
Я поворачиваюсь к Уайатту. Мы стоим на достаточном расстоянии, чтобы Кэш нас не услышал, если говорить тихо.
На это я надеюсь, во всяком случае.
— Он всегда такой? С лошадьми?
— Он такой со всеми живыми существами. Кроме людей. Взрослых, во всяком случае.
— Это ещё что за история?
Уайатт кривит губы в усмешке.
— Тут я не помощник, мисс Лак.
— Молли.
— Точно. — Он улыбается. — День пока что проходит нормально?
Я смотрю на Кэша, потом
