Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор говорит, что без анестезии операцию делать нельзя. Господи, какой пустяк извлечь пулю, это же не морду лица штопать. Ведь обошлись же без наркоза, а с рукой подавно вытерплю. Моё нытьё и настырность берут верх, и в конце концов обещают через часик заняться рукой, а пока надо передохнуть хирургам. Ну что ж, это аргумент – чего же мужиков-то напрягать своей безделицей. Подождём.
Хочу идти сам, но опять укладывают на каталку и везут в палату – персональную, в самом конце длинного коридора, и пока я возлежу на этой койке с колёсиками, будто нечаянно открывается то одна дверь, то другая и любопытные взгляды скользят по лицу. Этого мне для полного счастья не хватало! Ребята наперебой что-то говорят – утешают, наверное, но ответить не могу: вот уж зашили, так зашили, да еще сверху повязкой придавили. Замуровали, демоны. Это я мысленно ругаюсь, но Виктор понимает с полувзгляда, и вслух звучит: «Замуровали, демоны!» Боже мой, но ведь это действительно счастье, когда тебя понимают!
Завозят в палату, укладываюсь на кровать – широкая, простыни будто накрахмаленные, скрипят подо мною, как давеча моя кожа на лице под иглой хирурга. Нетерпеливо показываю на руку: не просто болит, а печёт, словно калёный штырь воткнули и проворачивают, проворачивают, проворачивают… Скорее бы… Заглядывает врач, что-то говорит и исчезает. Виктор поясняет: к операции всё готово, только анестезиолог пока занят.
Господи, какой на хрен анестезиолог, режьте руку без него. Говорить не могу, но правой рукою отчаянно жестикулирую, и всем понятно без слов – доставайте пулю, коновалы! Виктор что-то быстро-быстро говорит вошедшему хирургу, тот возражает, но потом кивает, и меня обратно везут в операционную.
Руку изучают чуть ли не под микроскопом – пуля прошла вдоль лучевой кости, перебила два нерва и воткнулась в кость у локтя. Хреново. Начинают шунтировать, ведут зонд, он упирается в пулю, а она ни с места. Боль ввинчивается в мозг, Марат кладёт свою руку мне на плечо и говорит что-то успокаивающее. Сознание начинает плыть, и я вижу, как шевелятся его губы, слышу, как произносятся какие-то слова, но какие, уже не понимаю. Хирург делает надрез у локтя, чтобы попытаться сдвинуть этот чёртов кусочек свинца и вытолкнуть его в это новое отверстие и…
Потом ребята наперебой рассказывали, что от болевого шока была двухминутная остановка сердца. Увидел Виктор, закричал, попытались запустить «мотор» – безуспешно, еще попытка, и еще и… сердце запульсировало. Смутно помню, как бинтовали, как вставили какую-то трубку, подключили к капельнице, как кто-то в мою ладонь вложил извлечённый кусочек металла.
Опять палата, шум в голове, и я умоляю ребят уехать: скоро комендантский час, не хватало нарваться на засаду, надо успеть добраться до базы, смонтировать материал и выдать в эфир. Сердится Марат, не хочет уходить, но здравый смысл побеждает. Он сует мне в правую руку пистолет, рядом кладёт запасную обойму, обнимает. Обнимают Виктор и Вася, говорят, что утром вернутся, чтобы ждал и что всё будет хорошо. Кто бы сомневался: конечно, хорошо.
Ночь, тишина, за окном изредка постреливают. Едва слышно открывается дверь, показывается сначала рука с флаконом какой-то жидкости для капельницы, следом просовывается голова фельдшера. Его взгляд натыкается на ствол пистолета, глаза становятся по полтиннику, и он лепечет: «Сурия-Русия, Сурия-Русия». Ствол опускается, и он боязливо приближается, с завидной прыткостью меняет капельницу и молнией летит к двери. Успеть бы, а то этот чокнутый русский ещё пулю вдогонку пошлёт. Ритуал смены капельниц продолжается дюжину раз до обеда следующего дня. Вроде бы всё нормально: лежи себе и лежи, мечтай и в ус не дуй, да только время от времени требовался туалет. Крови потерял в десять раз меньше, чем влили в меня какой-то дряни. Организм же не резиновый, поступившее выхода требует. Тогда приходилось перекладывать в левую руку пистолет, правой подхватывать штатив, три шага до двери туалета, потом всё то же в обратном порядке. Опять капельница, опять штатив в одну руку, пистолет в другую, туалет, обратно. Ночь разбита не на часы – на капельницы. Тоже отсчёт времени – у каждого свои измерения.
Марат с ребятами вернулись после полудня, когда силы уже были на исходе – вторые сутки без сна, да еще с кровопотерей давали знать. И тут слёзы закипели на ресницах и комок хватанул железными тисками горло, как только они материализовались на пороге палаты. Господи, ну какие же вы родные! Стоп, не расслабляться, старик, не расслабляться. Дожил-таки до рассвета, чёрт возьми, и даже до после обеда!
Марат разжимает сведенные на рукоятке пистолета пальцы, забирает его, проверяет обоймы, шутит, что боялся за персонал госпиталя, который я мог перещелкать, приняв за иргаби.
Ранение – это так, издержки производства. Главное другое – ощущение, что пули прошили и Марата, и Виктора, и Васю, и их тоже корчит и ломает боль, общая вина и дурацкие мысли: «Лучше бы меня».
Нет, не лучше. Снайпер выбрал слабое звено и наказал. Показательно. Это лакмус, это проверка на спаянность, на надёжность. Мы выдержали экзамен.
Марат был не Марат, если бы приехал с пустыми руками. Нет, не в смысле поесть – я еще две недели не смогу совать в рот ложку, только водичку через трубочку или сок. Он притащил каких-то испуганных местных журналистов, и теперь Виктор только успевал речитативом переводить его пожелания, как снимать и что спрашивать.
Удивительно, но прошли всего сутки, а я уже
- Сотворение мира: Российская армия на Кавказе и Балканах глазами военного корреспондента - Виктор Литовкин - Военное
- Войска специального назначения Организации Варшавского договора (1917-2000) - Жак Бо - Прочая документальная литература
- Стеснительная гетера и другие истории из мира интриг и интриганов - Виктор Еремин - Прочая документальная литература
- Воспоминания - Елеазар елетинский - Прочая документальная литература
- Путин. Прораб на галерах - Андрей Колесников - Прочая документальная литература
- Тайна без точки - Альбина Коновалова - Военное
- Быт русского народа. Часть 6 - Александр Терещенко - Прочая документальная литература
- Почему Путин боится Сталина - Юрий Мухин - Прочая документальная литература
- Вербовка - Виктор Державин - Биографии и Мемуары / Военное
- Океанский ВМФ товарища Сталина. 1937-1941 годы - Владимир Виленович Шигин - Военное / История