Стив задавал такой же вопрос, но тогда было по-другому. Все было по-другому. Чего он хочет сейчас? Вопрос оказался трудным. Он понял, что уже забыл, как это чего-то хотеть. Славы? Нет. Он слишком устал для этого. Власти над толпой? И от этого он устал. Тогда что?
— Денег, — ответил парень.
— Зачем? — Браун задавал короткие вопросы жестким тоном.
— Купить у тебя знание.
— Интересно.
— Я хочу танцевать, а не заставлять себя танцевать. Научи меня.
— Уверен?
— Как никогда.
— Я дам тебе знать, но учти…
— Я готов.
Степь. Ни дуновения, словно все ветры исчерпали себя, и у них нет сил шевелиться. Тишина. Плотная, тяжелая, словно кроме нее — ничего. Энди опустился на колени и замер. Нельзя нарушать вековой закон безмолвия. Можно только думать.
— Грея… Грея…
Степь молчит. Она должна узнать голос. Должна ощупать душу, что бы войти в нее и прошептать ответ.
— Спраши-и-и-и-и-вай.
— Что ждет меня, Грея?
Легкий, едва ощутимый ветерок коснулся лица, чуть качнул несколько волосков на голове.
— То, что ты себе позволишььььььььььь…
— Я не понимаю, — молча взмолился Энди, и брови сошлись в трагическую линию.
— Закрой глаза-а-а-а и открой сердце. Оно не ошибается. Смотри-и-и-и им…
Энди провел рукой по еще прохладному песку. Мудрые песчинки. Каждая несет ответ.
— Ты зна-а-а-ешь, что делать, просто боишь-ь-ь-ся… Иди-и-и-и…
Волна свежего ветерка… одна единственная пролилась по прерии, и все вновь замерло.
— Спасибо, Грея.
— Моя мудрость с тобой-й-й-й… Просто возьми-и-и-и…
Парень поехал к Дженни. Сердце тянуло его, просило.
— Энди! — обрадовалась Эдда. — Не ждала тебя…
— Не ждала так или не ждала так рано?
— Я…
— И я соскучился. Чертов Дав пожирает все мое время. Тварь ненасытная!
— Ты же обещал, что будешь себя беречь…
— А я и берегу. Разве час скачек не стоит века славы?
— Славы? Ты о чем, Энди?
— Посмотри на меня. Что ты видишь?
— Ну, — в глазах Джен весело подпрыгнули оранжевые белки.
— Правильно! Я чувственно прекрасен, до одури удачлив и чертовски талантлив!
Миссис Эдда улыбнулась.
— И до бесконечности самоуверен. Что случилось?
— Случилось то, что я решил преклонить мир.
— Что-о-о? Энди?
— Я решил стать этим, как его? Юлием. Ты же сама мне рассказывала, не помнишь, что ли? Упорство, и мир — твой.
— Ну, да. Понятно. Ты не просто…
— Я чувствую, что я не просто Гай, не просто этот Юлий, я еще и вполне Цезарь! Боишься?
— Ну, в общем, к тому все и идет.
— Помнишь, я говорил тебе о Брауне? Он предложил меня, — Энди сделал хитрую, чуть более длительную, чем просто хитрую паузу, — учить.
— Учить? Чему?!
— Как преклонять этот чертов мир! Я буду учиться танцевать! Ты не представляешь, — парня захлестывали эмоции, и он стал похож на вьющийся язычок пламени, — я такого не видел никогда! Я по сравнению с ним инвалид на протезах! Он так это делает! Я не знаю, как он это делает! Я не могу… Это надо видеть! Это нереально! Он меня смел и разобрал на запчасти, а потом собрал, но только… совершенно по-другому. Я хочу его! Я сдохну, если не возьму от него все! Понимаешь?! С ума можно сойти, как он это делает!
— А…
— Буду покрывать все, что даже шевелиться не может, но ему буду платить!
Тень от крыла тоски промелькнула во взгляде Дженнифер.
— Энди…
— Дженни, я его хочу.
— Господи, наверное, это не кончится никогда. Я надеялась, что ты…
— Обязательно, Дженни. Когда-нибудь.
Энди вновь превратился в мальчишку на шарнирах. Ему удавалось не двигаться лишь доли секунды.
— Идем, мне чего-то надо, — он улыбался, увлекая Дженнифер в круговорот баловства. — Надо-надо! Очень-очень!
— Перестань! — отмахивалась Эдда. — Что ты делаешь?! В доме полно прислуги…
— Не согласен на обмен. А, к тому же, разве они не знают, что ты озорница, а?
— Перестань, Энди! Ну, не здесь же?!
— Здесь же! Здесь же! А после там же! Там же! А затем еще где-нибудь же!
Руки парня. Теплые и нежные. Игривые и нетерпеливые. Властные и… Она всегда верила им. Надежные и понимающие. Они бывали разными, но никогда… никогда не позволяли ей противостоять, сопротивляться, сомневаться.
— Ты сказочно мягкая, — шептал он, позволяя ей бесконечно падать в сумасшедший молочный туман.
— А ты сумасшедший…
— Да-а-а, потому что ты сказочно мягкая…
Энди рассматривал Дженни, приподнявшись на локте и, едва касаясь, обводил пальцами контуры то одной, то другой ключицы.
— Почему ты так смотришь? — спросила Эдда и даже попыталась чуть смутиться.
— Потому что ты красивая. Очень.
— Врешь ведь…
— А смысл? Я от этого богаче не становлюсь…
— Я хочу поговорить с тобой.
— А разве до этого ты что-то другое делала.
— Энди, я серьезно, — чуть обиженно возразила Дженнифер, резко села, обхватив колени.
Парень тоже поднялся и хотел поцеловать ее в губы, но Джен отвернулась.
— Сколько он берет?
— Кто и что берет? — не понял парень.
— Этот твой Браун.
— Этот мой Браун берет столько, сколько это сто′ит…
— А сколько это сто′ит?
— Не больше тех денег, что он берет, — Энди не хотелось продолжать разговор. — А что тебя это так волнует?
— Я не хочу, чтобы ты занимался… — Эдда запнулась.
— Ну, говори. Чем ты не хочешь, чтобы я занимался?
— Э…
— Проституцией, так ведь?
— Да.
— Отлично. А чем я, по-твоему, должен заниматься, чтобы выпутаться из этого дерьма? Мне деньги нужны. Странно, да? Это ведь так не похоже на меня?
— Я дам тебе…
— Чу′дно, — Энди понял, что раздражается. — Ты мне дашь. На основании?
— Просто, потому что…
— Ну, смелее. Потому что я трахаюсь с тобой, так?
— Энди!
— Джен, — он хотел развернуть ее к себе, но Эдда еще сильнее отвернулась. — Джен, когда между людьми сексуально-денежные отношения, это всегда проституция. Я с тобой не трахаюсь, я занимаюсь с тобой любовью. Это разные вещи. Зачем ты хочешь все испортить?
— Я не могу думать о том, что тебе приходится…
— Это всего лишь работа. Она приносит доход, ничего больше. Мне нужны деньги, чтобы, наконец, перестать этим заниматься. Не думаешь же ты, что я мечтаю всю жизнь танцевать в этом поганом клубе? Чарли берет недешево, но, поверь, оно того сто′ит. Ради меня самого сто′ит.
— Почему ты всегда решаешь сам?
— Дженни, душа моя! Всю жизнь кто-то решал за меня! Рой решил дважды! Капли Дождя решает до сих пор! Даже Дав, и тот, решает! Да, и ты тоже решала, разве нет? Я — взрослый мальчик уже, и в состоянии думать, что и как мне делать сам! Прими это!
— Не могу.
— Тогда не принимай, но это ничего не изменит.
Он повзрослел и изменился с тех пор, как вернулся. Дженнифер давно это поняла. В нем что-то сломалось, и это душит его. Он улыбается только тогда, когда видит, что на него смотрят, а после вновь уходит в себя. Мгновенно. Миссис Эдда много раз спрашивала, что произошло, а он всегда неизменно отвечал, что так лучше для всех. Он ни разу не посетовал, ни разу не пожаловался, но она-то видит, чувствует. То, что он делает — для того, чтобы скрыть в себе самого себя. Сломленного, слабого, неуверенного. Он вздрагивает ночами, мучаясь кошмарами, лепечет какой-то бред, но все чаще и чаще зовет Маккену. Проснувшись утром, оправдывается, упирается, защищается, но внутренний Рой в следующую ночь вновь крошит и мучает его. Еще он беспрестанно твердит в сонном бреду о каких-то кольцах и умоляет кого-то то рвать, то не рвать их, а после вновь зовет Маккену и просит просто позволить любить. Дженни боится, когда он остается на ночь, потому что видит его настоящего, и это кажется чудовищным. Он вновь просыпается, улыбается, шутит, но сквозь его глаза на нее тяжело смотрит тот самый скрытый Рой.
Время шло, с аппетитом жадно сглатывая неразжеванные дни. Жизнь Энди превратилась в рывки. Ему приходилось искать в себе силы, чтобы переваливаться через комья времени. Он успевал… он должен был успевать снова и снова собирать себя в кучи для нового рывка. Утро наступало после ведра ледяной воды, потому что по-другому наступать не могло. Завтрак вдавливался с трудом и запечатывался двойным кофе уже без молока, зато с переизбытком сахара. Дальше случался полуторачасовой спортзал, за которым по горячим следам следовал Чарльз Браун.
— Ну, как теперь? — спрашивал Энди, пытаясь свести дыхание хоть к каким-то размеренным колебаниям.
— Хреново! — злобно бросал Браун. — Ты похож на свинью в витрине с хрустальными стаканами! Твоя грациозность напоминает падающий из окна рояль!
— Да, что ты, в конце концов, от меня хочешь?!
— Я?! Прости, мой мальчик, это ты от меня хочешь! Я лишь пытаюсь выправить твою бездарность! Я пытаюсь научить тебя чему-то!
— Я и так умею уже больше, чем нужно!
— Ни черта ты не умеешь! — срываясь на крик, перебивал Чарли. — Ни кусочка этого черта
