пригнул ему голову и быстро потащил к машине.
– Лезь! – велел шепотом. – Не надо, чтоб они тебя лишний раз видели.
Агент залез – правда, не в фургон, а в кабину. Оттуда увидел открытые нараспашку двери и труп, свисающий с водительского кресла. Еще двое автоматчиков были живы, только автоматы у них отобрали, а самих уложили носом в траву.
Фаркаш запрыгнул в фургон и вытащил оттуда гражданскую. Она рыдала, цепляясь за его куртку. Агент не понимал. Рыдают-то обычно перед смертью, а ее спасли. Чуть успокоив гражданскую – Шошану, – Фаркаш открыл дверь грузовичка.
– Тут? Молодец…
Он быстро и жестко потрепал Агента по голове и усадил тетку рядом с ним.
Шошана вытерла глаза и охнула, увидев Агента.
– Господи. Мальчишку-то сюда зачем?
– Так он, тетя, твой главный спаситель.
– Спаситель. – Шошана опять всхлипнула. – Мало вам, что сами по горам прыгаете, жизни никакой у вас нет. Так еще и ребятенка втянули. Где вы его взяли?
Она пригляделась к Агенту и даже в слабом бегающем свете фонариков – узнала.
– А я тебя помню. Ты мне сумку нес. И про маму, и про школу мне наплел. Признавайся, наплел ведь?
Агент прикусил губу. Он скормил ей легенду, не думая, что пересечется с ней еще раз.
– Ты на него не злись, – сказал Фаркаш, забираясь на водительское сиденье. – Он отца искал.
– Это что же, его папаша в вашем отряде?
– В нашем.
– Так это как же…
Громкий гудок заглушил ее голос. Бойцы повскакали в кузов, так и не убрав автоматчиков.
– Они же уйдут, – шепнул он Фаркашу.
– Пусть уходят, – оскалился тот. – Привет от Бенджамина передадут.
Сперва они поехали на заправку. Фаркаш велел никому не высовываться, а сам набросил куртку, снятую с убитого водителя. Приоткрыв окно, он быстро переговорил со служащим бензоколонки, и им, не спрашивая денег, налили полный бак. Потом Фаркаш выскочил у одинокой автобусной остановки. Посадит Шошану на автобус в Аэндору, а сам вернется своим ходом. Агент снова перебрался в кузов. Кто-то набросил на него одеяло, уютно пахнущее табаком и бензином. Он чувствовал, как качается и крутится под ним дорога. Бойцы расслабились, над головой Агента зазвучали возбужденные голоса, откуда-то потянуло спиртным. Кто-то сказал:
– И мальцу дайте глотнуть, заслужил.
Ему сунули фляжку. Агент снова вспомнил Пита, но все же глотнул. Горло обожгло, он скривился и раскашлялся.
И как только дядь Вася это пил? Хуже лекарств…
– Ну все, хватит. А то станет плохо, командир нас всех с ходу в яму…
О «яме» Агент уже слышал, хоть и не знал, что это за наказание. Он вообще не видел, чтобы Бенджамин кого-то корректировал.
А бойцы у него хорошие.
От спирта дорога закачалась еще приятнее, и Агент проснулся, только когда въехали в лагерь.
Джон
Лишь сейчас, оборачиваясь назад, он понял, насколько привольно и спокойно они жили до сих пор. И вместо обычной глухой обиды на отца испытал подобие благодарности – потому что своим равнодушием Гидеон их защитит. Что бы ни творилось сейчас, он не верил, что оно творится по воле отца.
Подошел Маркус.
– Пора ехать, ваше высочество.
Джон жал на скорость, пока советник мягко не попросил:
– Ваше высочество, ведите осторожнее, сейчас ночь…
– Ну да, – пробормотал он себе под нос, замедляясь. – А то еще собью Джею братика…
А ведь тогда на дороге ему и в голову не пришло, что ребенок может быть, скажем, ловушкой. Такой же, которую сейчас собирается подстроить Фаркаш.
Джей-Би никого за собой не привел, но дело не в этом – а в том, что Джон даже не подумал о такой возможности.
Что же получается: он интуитивно узнал сына?
Советник будто подслушал его мысли.
– Я уверен, с Джеем все будет в порядке. Мальчик на удивление хорошо подготовлен.
– Мгм.
После осторожной паузы Маркус спросил:
– Вас это не удивляет? Я еще никогда не видел такого вышколенного ребенка. Настоящий маленький солдат.
Джона многое удивляло в Джей-Би, но еще больше – собственное желание его защитить.
– Он вырос на войне, – сказал он сухо.
– Верно. И, кажется, много играть ему не приходилось. Мы с ним недавно об этом разговаривали… Странно, что он не знает, как на юге называют салки. Он ведь родился недалеко отсюда.
– Полагаю, – еще суше, – ему было не до игр.
– Вы бы не хотели рассказать о нем королю? Возможно, его величество смягчится, услышав о наследнике.
– Не хотел бы. И вам не позволю.
– Я думал, – даже обида в голосе Маркуса звучала мягко, шелково, – за все это время я сумел доказать вам свою преданность, ваше высочество.
В машине воцарилась тишина.
– Вы ведь были с ним, – тихо сказал Джон. – Стольким ради него пожертвовали. Ради него и его королевства. Почему же сейчас переметнулись?
– Ваш отец не всегда был тем, кем стал. На самом деле он очень долго не был… тем, кем стал. Вам это известно не хуже меня.
Джон скривился:
– Он всегда был интриганом, готовым на все ради собственного величия.
– Не думаю, что вы можете вменять мне в вину то, что я любил его.
– Нет, – Джон не отводил взгляда от дороги, – не могу. Но он никогда не простит вам, что вы попытались мне помочь. И все-таки… Вы могли уехать куда угодно. Почему же – ко мне?
– Я видел, каким вы можете быть, ваше высочество. – В обычном осторожном тоне Маркуса послышались решительные нотки. А ведь он – один из немногих – позволял себе спорить с отцом – и оставался в живых. – Я помню вашу речь после того, как короля… ранили. Люди ловили каждое слово. А ведь вы даже не верили в то, что говорили.
– Я убеждал себя, что должен верить. Мне казалось, крестный и генералы правы.
– Но в глубине души знали, что нет, – мирно сказал Маркус. – Но тогда я подумал: что же будет, если вы начнете защищать то, во что верите? Народ пойдет за вами… так же, как шел за вашим отцом.
– Народ? – Джон хмыкнул. – Вы же помните наш «переворот», советник. Вы это видели. Не было с нами народа.
– Время еще не пришло, – просто сказал Маркус.
– Я так вас и не поблагодарил.
Джон дивился, как вдруг стало легко разговаривать с советником, с которым он всегда общался будто через стекло. А теперь стена подозрений рухнула – на самом деле, без всякой причины. То, что советник был когда-то семейным человеком, не означало, что он Джона не сдаст.
– За что же это?
– За то, что остались
