что-то происходит.
– Ничего не происходит. Как всегда, бьемся с расписанием и транспортом, возможно, мы уедем в Стоунем на пару недель пораньше. Нас дольше не будет, так что много всего нужно сделать.
– Мам, я же не дура.
Тут Флора повернулась, потеряв терпение.
– Руби, веришь ты или нет, не все, что происходит в этом доме, касается тебя.
– Ладно.
Руби не дала понять, как ее задело замечание Флоры. И, наверное, она впадает в паранойю – так она себе говорила сама, – но почти казалось, что они ждут не дождутся, когда она уедет в Испанию. Еще она была уверена, что пару раз, когда они с матерью говорили по FaceTime, у матери были заплаканные глаза.
– Плакала? А о чем мне плакать, кроме того, что тебя тут нет? – отшучивалась Флора. – Ты же меня знаешь, это аллергия. Жакаранда[32] меня убивает.
Но жакаранда еще не расцвела.
И Марго тоже держалась непривычно отстраненно. Она вернулась на работу, и Флора знала, что она занята, работает допоздна, но Марго всегда находила время ответить на сообщения Руби, а с тех пор как Руби уехала, ее ответы сделались дежурными. Когда Руби сказала об этом матери, Флора рассмеялась, казалось, искренне.
– Детка, мне льстит, что тебя так занимает, чем мы все тут заняты, но мы просто носимся, как всегда. Если бы ты была тут, тебе бы это не казалось странным. И я бы так хотела, чтобы ты была тут. Я по тебе очень скучаю.
Но скучала ли она? Больше всего Руби беспокоило то, что мать говорит правду: ничего не случилось. Это теперь нормально. С глаз долой, из сердца вон. Она так хотела попрощаться с Лос-Анджелесом, со школой, со старыми друзьями, которых знала с восьмого класса, с Иваном – уехать и начать заново там, где все было по-другому, даже пахло иначе. Снежные выходные, дождливые утра, сырые дни. Она начинала понимать, как привязана была к дому и как неприятно оказаться исключенной из жизни тех, кто был ее семьей.
Руби понимала, что слишком остро реагирует. Только вот она не думала, что слишком остро реагирует. Иван рядом с ней заворочался. Перекатился на бок, забросил руку ей на талию, что-то пробормотал. Она не шевельнулась, прикидывая, хочется ей поворачиваться к нему или нет, хочется ли что-то затевать. По чему она будет скучать, так это по тому, из-за чего так долго оставалась с Иваном – он был таким внимательным и любящим в постели. Она понимала, что сравнить его ей особенно не с кем, но подозревала, что права. Единственным другим парнем, с которым она спала, был ее друг Уилл, который превратил родительский гараж в нечто вроде музыкальной студии и, заставив ее больше двух часов слушать свои сочинения, в основном составленные из найденных звуков («Узнаешь, что это?» – говорил он каждые четыре минуты, а когда она отвечала: «Нет», скалился, как будто разыграл ее. «Стук ложкой о камень!» «Белка, грызущая орех!»), завалил на неудобный диван у стены гаража. Она была немножко обкурена, подумала: «А почему нет?» – и в результате усвоила важный урок: если кто-то одновременно скучен и зациклен на себе в обычной жизни, ради него, скорее всего, не стоит раздеваться.
Второй раз – и все последующие – у нее был с Иваном.
– Сколько времени? – пробормотал он ей в шею.
– Полночь, – ответила Руби.
– Хорошо.
Он обхватил ее обеими руками, прижал к себе, и она поддалась ощущению покоя. Расслабилась.
Еще семь дней. Семь дней до того, как она попрощается с Иваном и его семьей. Может быть, она порвет с Иваном в аэропорту. Может быть, это будет самое доброе, что она сможет сделать, прежде чем улетит в Нью-Йорк к родителям.
– Руби, я слышу, как у тебя гудят мозги. Что там крутится? Что у Руби на повестке?
По этому она тоже станет скучать. Иван был всегда настроен на ее волну, и это было хорошо. С ним она чувствовала, что ее понимают, иногда это бывало даже неудобно.
– Ничего, – ответила она, не желая обсуждать свои мысли с Иваном; скоро она будет с родителями.
Руби положила руки ему на талию, скользнула пальцами под резинку боксеров, ощутила тепло его кожи, его немедленную готовность. Можно и так.
– Ничего, о чем тебе стоит беспокоиться.
Глава пятнадцатая
Марго вызвали в кабинет Бесс как раз после того, как она поговорила с Джулианом. (Джулиан. Марго его убьет, но об этом она сейчас думать не могла.)
– Иди-ка сюда, – сказала Бесс, когда Марго вошла в ее кабинет.
Последнее, чего хотела Марго, это обниматься с Бесс, но поняла, что это не ее сцена, это сцена Бесс. Она позволила погрузить себя в Бесс, в ее мягкую веснушчатую кожу, в ее отчетливый запах, который всегда напоминал Марго о церкви – подгнившие деревянные скамьи, горящие свечи, ладан, близорукий нарциссизм. Бесс была крупным существом, высокой и сильной. Руки у нее были жилистые и крепкие, стараниями тренера по пилатесу, приходившего к ней в кабинет четыре раза в неделю. Она слегка покачала Марго, и та медленно задышала ртом, подавляя порыв оттолкнуть Бесс так, чтобы та пролетела через всю комнату и вылетела из окна.
– Сегодня черный день, – сказала Бесс, отпустив Марго. – Даже не выскажу, насколько…
Она умолкла, как будто следующее слово было очевидно.
Насколько что? Расстроена? Виновата? Насколько мне полегчало? Марго было все равно.
– Знаю, – сказала она; это ничего не значило.
– Текилы?
– Конечно.
Когда снимали первый сезон «Кедра», Бесс была вся на нервах. «Кедр» стал первым сериалом, который она вела, и она понимала, что второго не будет, если она не справится, не выдаст сериал, который хорошо примут, которого ожидает канал, и не уложится в разумные сроки и бюджет. В те первые месяцы Марго и Бесс по-настоящему подружились, отдельно от работы. Сколько раз они засиживались вечерами в кабинете Бесс за бутылкой Don Julio 1492[33] и остатками еды из холодильника в холле, служившем залом совещаний. Они выковыривали мясо из шпинатного ролла или рулета из чиабатты (боже упаси, никакой муки!) и запивали подсохшую индейку, вялый салат и жухлые помидоры текилой. Марго помнила, как Бесс еще дорожила каждой серией настолько, чтобы все время проводить на площадке, собирать актеров и группу перед технически сложной – или даже, особенно в первые дни, эмоциональной сценой – и проводить подготовительную беседу. Марго вспомнила, как в первый раз, когда доктору Кэт предстояло произнести «не то, на что мы надеялись» по поводу больного ребенка, Бесс отвела ее в сторонку и сказала, что она ведет себя уж слишком по-врачебному.
– Здесь не о том, чтобы сообщить родителям, как болен их ребенок; здесь о том, как сказать двоим людям, что они переживут своего ребенка. Представь себе, как бы ты себя чувствовала.
У Марго
