с учетом более честных пересказов событий чисток и фактов жизни в системе ГУЛАГа. Перспектива такой ревизии истории вынуждала искать ответы на целый ряд других вопросов: в частности, кого признать пострадавшими, как компенсировать их страдания, как сохранить память о репрессированных, как обнаружить и призвать к ответственности тех, кто допустил злостные нарушения прав человека?17 Эти проблемы обсуждались представителями самых различных политических объединений. В конце 1980-х годов либеральные группы нацеливались на обнаружение истинных обстоятельств ужасов прошлого и стремились открыть пространство для восстановления социальной справедливости и выплаты компенсаций пострадавшим18. Более консервативные организации сокрушались по поводу повального увлечения воспоминаниями и высказывали опасения, что все эти ангажированные призывы к поиску правды вырождаются во всеобщее погружение в отрицательные эмоции19. Правительственные круги также силились разобраться с тем, как они хотели представить события прошлого, и с тем, как текущие дискуссии могли сказаться на ситуации в стране. Горбачев и его сторонники в самом деле запустили ряд мер, направленных на либерализацию. Однако власти все же пытались сохранять контроль над социально-политическими преобразованиями и, вне зависимости от собственных критических настроений, боялись того, что выставление прошлого в негативном свете может лишить легитимности всю систему20.

Лейтмотивами во всех этих дискуссиях по поводу исторической памяти были нравственные и духовные тревоги. В хронике осмысления русскими и российскими интеллигентами и интеллектуалами понятий совести и истины Буббайер отстаивает мнение, что нам не стоит презюмировать, будто бы крах коммунизма в СССР означал и падение устоявшегося нравственного порядка. В действительности все гораздо сложнее. Да, закат СССР сопровождали хаотичные социально-политические события, но на конец 1980-х годов также пришлось возросшее чувство душевного разлада, которое охватило отдельные круги интеллигенции и стало всеобщим с началом гласности. Историки, исследуя и оспаривая прошлое, задавались вопросами нравственного характера, а рядовые граждане, столкнувшись с моральной нечистоплотностью всей предшествующей эпохи, мучились дилеммой, стоит ли высказываться против режима. Люди нередко обращались к понятию «совесть», желая описать обеспокоенность моральным состоянием общества, отразить стремление к духовному перерождению и желание задать воспоминаниям этическую компоненту. В 1988 году «Огонек» и «Московские новости» – либерально настроенные издания – провели «Неделю совести» в целях обратить внимание общественности на преступления сталинской эпохи и вызванные ими страдания. Постоянные препирательства по поводу памяти, нравственности и смыслов с течением времени переросли в множественные призывы к покаянию, в особенности в связи с прегрешениями времен Сталина. Впрочем, и покаяние как отдельная тема вызывало вопросы: кто-то искренне выступал с такими требованиями, кто-то – по большей части «за кулисами» – скептически критиковал подобные мнения, кто-то видел в отсылках к покаянию новомодную риторику21.

Совокупность этих мучительных мыслей о личной и исторической памяти, истине, совести, духовности и нравственности нашла отражение в фильме Абуладзе. «Покаяние» способствовало усилению общественного интереса к историям жертв чисток и вдохновило других деятелей искусств создавать произведения, осмысляющие сталинизм и связанные с ним нравственные проблемы22. Несмотря на высокую аллегоричность и даже абстрактность ряда эпизодов кинокартина привлекла всеобщее внимание в конце 1980-х годов. В рецензии на фильм Джим Форест рассказывает, насколько ему было сложно посмотреть его в СССР в 1987 году: билеты на все показы во всех 17 кинотеатрах Москвы – как и во всех кинотеатрах Ленинграда – были распроданы. Форесту удалось посмотреть фильм только благодаря помощи друзей, которые достали ему билет на киносеанс в Киеве23.

Мысль о создании «Покаяния» зародилась у Абуладзе 20 годами ранее, но разработку идеи и сценарий режиссер подготовил только в 1981 году. В том же году Абуладзе представил сценарий первому секретарю ЦК КП Грузии Эдуарду Шеварднадзе, который оказался восприимчив к нравственной тематике будущей кинокартины, поддержал режиссера и помог ему преодолеть политические препятствия, всегда стоящие на пути подобных проектов. Фильм изначально снимался для грузинского телевидения, которое транслировало местные телепрограммы в течение трех часов в день. На такие передачи не распространялся контроль центрального правительства. Тем самым Абуладзе мог избежать потенциально весьма критической реакции Москвы. Съемки проходили в 1984 году и заняли пять месяцев, однако фильм так и не был показан на грузинском телевидении и какое-то время лежал без движения. Придя к власти, Горбачев назначил Шеварднадзе членом Политбюро ЦК КПСС, и Абуладзе напомнил тому о фильме. Шеварднадзе устроил показ фильма для Горбачева, который одобрил его к выходу на экраны. Старший советник Горбачева Александр Яковлев организовал первые просмотры картины, когда фильм «случайно» попал на экран: в 1986 году «Покаяние» благодаря интеллигентам с хорошими связями было представлено на закрытых показах в Москве, Тбилиси и других крупных городах. Ко времени официального выхода картины в 1987 году к ней уже было приковано внимание общественности. Правительство рассматривало фильм в качестве инструмента достижения собственных целей. Руководству страны «Покаяние» виделось исходящим из самой родины Сталина антисталинским фильмом, который должен был вдохнуть жизнь в кампанию против сталинизма. Свидетельством того, насколько сменились политические ориентиры после 1984 года, служит тот факт, что Абуладзе был удостоен Ленинской премии за трилогию фильмов: «Мольба», «Древо желания» и «Покаяние». Впрочем, язык политики оставался прежним, несмотря на перемены в коннотациях риторики. Согласно официальному заявлению «Союзинформкино», «Покаяние» было вдохновлено высшими идеалами Ленина: всегда придерживаться истины24.

Осмысление личной и исторической памяти в «Покаянии» происходит через осквернение могилы, которое неоднократно предпринимает Кети. Смерть Варлама будто пробуждает ее память об исчезновении родителей. Как отмечает психолог Кевин Энн Ольтьенбрунс, люди, которые потеряли родителей в детстве, неизбежно сталкиваются с новыми контекстами, позволяющими им понять эту утрату, продолжают ощущать отсутствие родителей по мере взросления и перехода к новым этапам жизни25. Постоянно выкапывая тело Варлама, Кети запускает череду действий, которые вынуждают ее земляков и родственников Варлама столкнуться лицом к лицу с личным прошлым героини – частичкой коллективно позабытой истории – и обдумать нравственные последствия открывшейся им истины. Во время сцен в суде, давая показания, Кети переворачивает смысл заседания и выносит собственный приговор Варламу: она никогда не позволит упокоиться его телу. В некотором смысле показания Кети подтверждают мысль литературоведов Дуглас и Воглера о том, что пересказ истории преображает пережившего страдания человека: из пассивной жертвы он становится активным субъектом действия26. В детстве Кети определенно была пассивной жертвой, которую Варлам лишил обоих родителей. Теперь же повзрослевшая Кети, давая показания, активно преобразует прошлое. Фактически она вершит суд над Варламом. Кети объявляет во всеуслышанье, что, сколько бы ни закапывали тело, она будет вытаскивать его на поверхность. Оставить Варлама лежать в земле – значит простить его. Кети проводит четкий знак равенства между погребением Варлама и погребением прошлого. Нетронутая

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 99

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Музыка боли. Образ травмы в советской и восточноевропейской музыке конца XX века - Мария Чизмич бесплатно.

Похожие на Музыка боли. Образ травмы в советской и восточноевропейской музыке конца XX века - Мария Чизмич книги

Основы создания музыки для видеоигр. Руководство начинающего композитора - Уинифред Филлипс - Прочая околокомпюьтерная литература / Музыка, музыканты
Good Vibrations. Музыка, которая исцеляет - Штефан Кёльш - Здоровье / Музыка, музыканты / Психология
Гармонии эпох. Антропология музыки - Лев Клейн - Культурология
Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е - Дарья Журкова - Культурология / Прочее / Публицистика
Короткая книга о Константине Сомове - Галина Ельшевская - Культурология
Начало и становление европейской музыки - Петр Мещеринов - Прочая документальная литература / Культурология / Прочее
Искусство памяти - Фрэнсис Амелия Йейтс - Культурология / Религиоведение
Мужской архетип в безсознательном пространстве России - Иван Африн - Культурология
Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир - Игорь Владимирович Цалер - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты
Воображаемые встречи - Фаина Оржеховская - Музыка, музыканты

Оставить комментарий