и довольно быстро ввели песню «в строй». Сережа Маврин принес «Дай руку мне» в качестве инструментальной композиции, без вокальной мелодии. Может, она и существовала, но начали мы ее разучивать как инструментальную вещь. У меня дома, после репетиции родилась мелодия к этой песне, и я ее запомнил, пришел на следующую репетицию, спел и предложил использовать для Сережиной композиции. Ее приняли, и появилась новая песня, правда, пока без слов… Отдали «рыбу» Маргарите, и через несколько дней текст был готов!
Мы репетировали каждый день, часов по шесть, с одним перерывом, шесть раз в неделю. На тот момент база Векштейна была уже не в ДК им. Фрунзе, а в ДК фабрики им. Свердлова на Саввинской набережной – достаточно уютное место. Наша работа проходила в большой комнате, где находилась вся аппаратура, а посередине комнаты стояла трехлитровая банка с «бычками» – туда мы в процессе репетиций постоянно бросали окурки. Курили мы тогда все, не переставая, и никуда не выходили, дымили прямо в комнате. Сначала у нас были какие-то пепельницы и маленькие баночки, но они мгновенно заполнялись, так что мы наконец перестали мелочиться и поставили трехлитровую банку.
Вскоре Виктор Яковлевич сказал, что получил предложение от Госконцерта. Тогда существовало много госструктур подобного плана – Росконцерт, Москонцерт… Госконцерт занимался вопросами гастролей советских артистов за границей и наоборот – иностранцев в СССР. И вот через эту организацию на Векштейна вышли представители британской радиостанции Capitаl radio (Векштейн почему-то называл его «капиталистическим радио»). Они во главе с Джоном Барроузом (не уверен, что точно помню фамилию) приехали в Москву посмотреть коллективы, которые могли бы выступить летом на фестивале, и не где-нибудь, а в Лондоне, в очень известном историческом зале Hammersmith Odeon (сейчас он называется Eventim Apollo). Мы сыграли перед представителем Capitаl radio, для чего вытащили аппаратуру из нашей комнаты в зрительный зал ДК и выступили с полным освещением, с дымом – в общем, со всеми имеющимися у нас эффектами. Он после выступления наговорил нам кучу теплых слов:
– Ребята, круто, играете шикарно! Вас ждет Лондон, это та музыка, которая сейчас нужна людям! Heavy metal – forever!
Мы, конечно, очень обрадовались. Выяснилось, что от СССР должны были поехать две группы – «Ария» и «Диалог» с Кимом Брейтбургом (музыкальный продюсер, аранжировщик и композитор, звукорежиссер, вокалист) – они играли в стиле арт-рок, а я их слышал до этого вообще всего один раз. Все мы очень воодушевились, но, забегая вперед, скажу, что мы туда так и не попали – нас не пустили, потому что тогда можно было получить разрешение на выезд за границу, если проработал в одной организации не менее года. А меня, Удалова и Маврина только в январе устроили в Москонцерт. И хотя Виктор Яковлевич старался пробить бюрократическую машину и до последнего надеялся, но чуда не произошло, и вместо нас поехал «Автограф».
Плакат с оригинальным логотипом, 1987 г.
В феврале 1987 года в Рязани должны были состояться первые гастроли «Арии» в новом составе. В этот момент на нашем пути снова возник Юрий Фишкин. Он помог нам с барабанами. Стоявшая у Векштейна установка TAMA требовала ремонта конструкции, и Фишкин дал нам барабаны «Автографа» – Yamaha, а также согласился сам отрулить весь рязанский тур – а там было заряжено десять концертов в течение пяти дней.
Мы выдвинулись в Рязань. Все выступления там прошли отлично, «на высоком идейно-художественном уровне». Лично для меня это была еще и масса новых впечатлений, т. к. раньше в таких концертах я еще не принимал участия, разве что в качестве зрителя… Я привык к тому, что публика ведет себя куда более спокойно, не так буйно, а здесь был полный отрыв. Люди вскакивали на кресла, кресла ломались… Причем не скажу, что среди зрителей были сплошные поклонники метала, просто тогда, в 87-м году, это было очень популярно. В 1986–88 гг. в Советском Союзе был всплеск интереса к хеви-металу. Самих групп, играющих в таком стиле, тогда существовало совсем не много, при этом и те, кто был далек от хеви, старались выглядеть «по-метальному», даже попсовые артисты, например, Пугачева или Ротару надевали металлические браслеты, пояса и т. д. Однако, мне кажется, что в нашей стране изначально был более высокий интерес к другой музыке, спокойнее, легче, проще – к шансону, к эстраде, попсе.
Что же касается смены состава «Арии», то для зрителей, насколько я помню, это произошло достаточно спокойно и безболезненно – никто на нас из-за этого косо не смотрел, и прежде всего потому, что никто тогда особо и не знал, как выглядят музыканты группы. Ну, максимум пара фотографий в журналах, да и то не лучшего качества, по ТВ нас не показывали, мерча с нашими изображениями тоже еще не было… Поэтому даже если кто-то и слышал о расколе в группе, то основная масса людей конкретной информацией не владела, и мы практически не слышали в свой адрес что-то типа: «Ууу, а где же Большаков, где Грановский?». Поэтому концерты, повторюсь, прошли классно, мы все были на подъеме. Как я уже сказал, Рита очень быстро придумала текст к «Дай руку мне», и уже на самых первых концертах в Рязани мы ее исполняли. Конечно, на сольный концерт у нас песен не хватало, но перед нами выступала группа «Раунд» с солисткой Антониной Жмаковой, женой Виктора Яковлевича, о которой я упоминал раньше. Первоначально, после утверждения в 1986-м году названия «Ария», музыканты группы аккомпанировали и ей, и это была одна из причин их ухода от Векштейна. Возможно, после этого он понял, что надо сделать для Антонины группу также в стиле хеви-метал, но отдельную. Он решил, что все вместе – «Ария» и «Раунд» – будет цельно смотреться на гастролях. Кстати, все участники этой группы тоже сначала проходили прослушивание в «Арию», а потом пригодились в «Раунде». Там были барабанщик Паша Чиняков, гитаристы Игорь Кожин и Саша Бажейкин, басист Саша Львов. Они параллельно с нами сделали тяжелую программу для Антонины, и в первом отделении концерта выступала она, а во втором – группа «Ария». В общей сложности у «Арии» тогда было песен семь и еще музыкальное представление участников группы. Во время него Сережа Маврин играл длинную каденцию[51], потом мы делали такую бисовку, где пели что-то в духе «Ее-ее-е» – и, таким образом, получался еще один номер.
В конце гастролей в Рязани мы прямо на сцене записали «Дай руку мне» – сыграли живьем перед концертом. Записывали мы ее
