от того, что только сожаление осталось в нём от смерти человека, от пустоты на месте идей, сомнений и стремлений. Но мужчина ничего не мог с собой поделать, ни в плане мыслей, ни на физическом уровне, отдавая себе отчёт в усугублении сложившихся сложностей бездействием.
Кам знал, что от ухудшения зрения за последние месяцы пришли проблемы. От пребывания в сумраке в последние недели, он видел больше, чем могли различить глаза. В темноте мерещились лица убитых им или по его попущению. Знакомые черты выделяли и дополняли клубы мрака, придавая объём и жизнь видениям, собираясь среди силуэтов реальных вещей. Ещё оставался ряд неразличимых лиц, мерцающих то жуткими гримасами, то смутными воспоминаниями. Среди подзабытых знакомых выделялось одно детское лицо, может и небольшая фигурка, которую Кам не сразу захотел или смог различить и увидеть. Всмотревшись наконец, мужчина вздрогнул и отогнал воспоминание, даже не касаясь. Он сел и принялся чесать руками ноги, нервничая и вздрагивая, судорожно включив и осматривая три изображения с камер наблюдения, которые привёл в порядок в первый же месяц пребывания в укрытии.
Оставаясь внутри, Кам уверял себя в полной безопасности. В комнате у входа в ящиках на стене лежало оружие. Двери и стены укреплены, прочные утолщенные окна располагались в коридоре и в соседнем помещении. Камеры не находили ничего странного с момента запуска наблюдения. При ясном рассудке и после некоторого количества выстраданного сна Кам прекрасно осознавал собственную защищённость. В минуты самообладание мужчина работал над запуском летающих машин, которые нашёл и почти реанимировал в одной их комнат, служившей небольшим складом. Дроны собирались для патрулирования и защиты, но скорее успокаивали привычностью работы. Мужчина забывался, собирая собственную сеть, успешно ограждая себя от всех опасностей по ту сторону стен.
Множество задвижек обязалось предоставить ощущение покоя, но что-то внутри Кама легонько позвякивало. Напоминало мелодичный звон музыкальной подвески на ветру, наталкивая на сомнения. За паникой и нервозностью по поводу вещей по ту сторону стояли страхи и поступки, от которых трудно скрыться и спрятаться внутри здания. Потому что часть ужасов всегда увязывается и проникает за любые стены.
Сомнения ждали слабости мыслей, чтобы частым дыханием и судорогами размазать мужчину по полу, стонущего и жалкого. Из-за себя он никогда не сможет уснуть спокойно, из-за воспоминаний придётся постоянно оборачиваться. Ничего нельзя сделать, невозможно просто убежать. Тёмный сгусток внутри останется, куда бы ты не пошёл, и уже никогда не отпустит.
Кам понимал очевидные выводы, но принять их до конца не мог.
На улицу мужчина почти вывалился. Он опирался на ограду какое-то время. Затем согнулся пополам. Не вырвало тело объяснимым чудом: еды внутри не оказалось. Тусклое аварийное освещение ничего особенно не освещало. Только контуры в серо-зелёной палитре. Парк рядом проступал стволами. Узор ограды скорее подразумевался благодаря осязанию.
Восприятие давало расплывчатую картину. Настораживал слух. Не доносились шорохи, не слышными напрочь оставались птицы. Кам выпрямился, жадно вдыхая воздух. Сделал пару шагов к углу здания. И замер, почти наитием ощущая нестыковку.
На пределе видимости на земле лежало тело. Скорее животного. Ветер дул в спину, пахло только сыростью. Толком ничего рассмотреть не удавалось. Кам пошатнулся, приглядываясь и прислушиваясь.
Рычание донеслось сбоку. Тело впереди тоже подёрнулось. От силуэта отделилась собака. Зарычала второй и медленно двинулась. Справа послышался лай. Там же боковое зрение уловило оживление. Полусогнутым, Кам принялся отступать. Сдерживая себя, он осторожно шагал, наугад, стараясь не сорваться. Шаг от животных, пока те крадутся. Пока ещё не бросились, он аккуратничал.
Всё равно, не выдержал. Через пару секунд. Метнулся к двери. Еле уловил, как твари кинулись следом. Внёсся, чувствуя спиной погоню. Сердце колотилось. Закрыл дверь и услышал удары, скребки лапами и когтями. Лай шавок с той стороны. Бессильный, как стук дождя по окну в пасмурный день.
После чего и темнота показалась спасением. Двери и стены отделяли его от животных. Кам сидел и думал, насколько прочно. Пока успокаивалось дыхание. Пока переставали дрожать руки.
22
— Знаю, это не похоже на уют собственного дома, — сказал Птах, чуть подсобрав палкой горящие ветви. — Но у нас три кирпичные стены с уютной фактурой мха. Они крепко держат уцелевшую крышу над нашими головами.
Мужчина покрутился, раскинув руки. Будто демонстрировал подтверждение своих слов. Тут, словно в подтверждение заявлений, с краю после подрыва ветра скатилась и упала какая-то часть.
— В моросящий дождь нам грозит упасть на голову только небольшой кусок штукатурки, покрытый лишайником. Машинки прогнали насекомых и поставили охрану вместо четвёртой стены. Насколько это вообще возможно. При необходимости поставят силовое поле, способное удержать бегущего медведя, не причинив никому вреда. Без явных угроз, предлагаю не тратить зря ресурсы. Обживаемся в местной архитектуре.
— Звучит красиво, — согласилась Аня, приподняв руки. — Особенно под стук капель и журчание ручейков вокруг, когда здесь достаточно тепло и сухо.
— Вода стекает, минуя площадку, — сказал Птах, осматривая сложенные в углу ветви. — Как я понимаю, эта зима довольно мягкая, среди череды тёплых лет. Но никак не перейдёт в весну в ближайшие месяцы. Мы могли обойтись и костюмами, но так намного приятней.
— Да, ты прав, — кивнула девушка. — Мы переживаем тёплый период здесь. Суровые и долгие зимы теперь можно обнаружить лишь в глубине материка, немного севернее и восточнее.
Аня осмотрелась, отмахнулась от статистики сети, улыбнулась и добавила:
— Наша зима может только удивить, не застать врасплох. Но костёр совсем не лишний. Мы можем остановиться для перезарядки костюмов, можем пить в них отфильтрованную воду и поддерживать идеальный микроклимат вокруг собственных тел. Но горячего душа и тёплой постели мне будет не хватать всё то время, пока мы кочуем по лесам и полям. Несмотря на все системы очистки и поддержки, костёр приносит нечто большее. Ощущение уюта, защищённости.
Яркая вспышка осветила заброшенные здания, чьи углы смягчила и разрушила растительность. Пожухлая зелень единым массивом ещё покрывала всё вокруг, припорошенная опавшей листвой. Тёмно-зелёный цвет лишь местами переходил в коричневый, стираясь до градаций серого в темноте. И тут всю плёнку на секунду проявили ещё раз. Вернули оттенки, чтобы мигом, вслед за тьмой, нахлынули раскаты грома, один за другим, эхом бегущие под закутанным в облака небом.
Две фигуры ещё долго выхватывались светом под характерный треск всполохов пламени, занятые разразившейся непогодой. Значительно восстановленный воздух планеты ещё казался Птаху объёмным, особенно теперь, вбирая в себя прохладу и грозовую свежесть. Когда сумрак снова окутал людей, вернулось ощущение уюта укрытой площадки. Ветер почти не проникал внутрь, но снаружи слышались порывы в
