офицера сквозь слезы:
– «Батюшка! Горе: скончался государь император Александр III. Скорее служить панихиду, и сейчас же будет присяга. Полк уже вышел из казарм».
Как гром небесный сразила нас с женой эта скорбная весть. Бегу на улицу, в церковь. Тьма непроглядная, осенняя. Слышен мерный шум шагов, звучат в такт шпоры: идет полк. Я вмешиваюсь в ряды солдат.
Панихида. Слезы общие. Затем присяга новому государю императору Николаю II, «многая лета», «ура». Все это среди тьмы в глухую полночь, при слабом мерцании свечей, в Польше, на границе государства. Много пережито в эту страшную ночь тревоги и скорби: до гроба не забыть.
Вот и теперь 20 октября собрались воины, пропели панихиду, помянули вечной памятью приснопамятного царя-миротворца, Возвращаюсь с панихиды. Идет артиллерия. Смотрю: скачет артиллерист солдат ко мне на двор, просит благословения и быстро говорит:
– «Батюшка! Будьте милостивы, дайте мне крестик на шею: в прошлом бою потерял. Теперь опять едем на позиции; может, убьют – не хочется умирать без креста».
Спасибо, у меня имеется запас маленьких образков и ладанок с 90-м псалмом. Сейчас же достал и дал пять крестиков, чтобы он и товарищам дал. Как же рад был солдатик! Счастливый поскакал догонять свою часть. Подошел еще какой-то унт. – офицер с просьбой дать ему Евангелие. Удовлетворил желание и этого.
Погода прекрасная. Гулял по линии, беседовал с солдатами, идущими с позиции:
– «Он (японец) близехонько сидит от наших окопов, – рассказывали они: а в деревне Лин-ши-пу одну половину занимает он, а другую мы. Носа показать невозможно днем: сейчас пули пущает. Так и сидим по фанзам, а пищу и воду проносим ночью, по темноте».
Идет из Мукдена толпа солдат, человек около ста, разных полков.
– «Откуда вы?», – спрашиваю.
– «Из лазаретов чиненые, ляоянские; в свои полки идем. Ох, уж кабы Господь помог поскорей добить его», – отвечают.
Вечером снова смотрели на шедшую с музыкой «подмогу». Некоторые солдаты на Байкале поморозили себе ноги; там, по их словам, уже мороз градусов до 20.
Завтра для нас двойной праздник: день восшествия на престол государя императора и день рождения августейшего нашего шефа великой княгини. Решаем, если Бог даст погоду и мир, собрать завтра весь полк в деревню Тадзеин, отслужить там св. литургию и молебен, устроить парад и общую трапезу.
Сегодня снова пришли хозяева фанзы и поразили нас: принесли нам в подарок семь больших груш и плитку китайского сахару, объясняя знаками, что это они дают в знак благодарности за то, что мы сохраняем их фанзу и дали в прошлый раз денег.
Конечно, мы снова дали им 3 рубля и записку, чтобы часовые на реке Хун-хе пропустили их в Мукден по мосту: а то, когда китайцы шли к нам, часовые сделали им «ломайло», надавали «пилюль» и заставили идти через воду. Уморительно было смотреть, когда они жестами показывали, как солдаты давали им «пилюли», причем сами же рассказчики смеялись.
21 и 22 октября (д. Коу-лоу-дзы)
Утреню служил про себя на обычном своем месте за линией железной дороги; там есть укромная дорожка.
Погода опять беспокоит: холодный ветер; но отдаюсь на волю Божию. Едем по-прежнему с церковью к позициям в деревню Тадзеин, где стоят 4 эскадрона. Туда же едут из нашей деревни остальные 2 эскадрона и штаб.
На том же прекрасном ровном огороде расставили церковь. Михаил в восторге: «Ни разу так хорошо не ставили церковь», – говорит он. Ксенофонт хлопочет у костра: готовит угли для кадила и кипятит воду для теплоты. Он счастлив: будет прислуживать за богослужением; улыбка не сходит с его лица.
Mне с ним прямо беда: все просится недели на 2–3 в эскадрон «повоевать». Я, конечно, противлюсь, убеждая его, что и в обозе служба считается, как и в строю. Он неделю помолчит, а потом опять:
– «Батюшка! Отпустите немного повоевать: я вернусь; белья настираю, приготовлю – хватит на все время».
Раздались обычные залпы наших осадных орудий. Подполк. Букреев шутя говорит:
– «Это, батюшка, к обедне звонят. Хорошие колокола».
За хлопотами по постановке церкви я совершенно забыл о ветре. Когда же вышел читать входные молитвы, то прям поражен был: тишина полная! Положительно, что-то чудесное творится, и тем более удивительно, что тишина продолжалась только, пока шло богослужение. Но как только все кончилось, снова подул сильный ветер. И ведь это уже который раз случается! Слава Господу Богу.
На литургии и молебствии присутствовал весь полк, генералы: начальник западного отряда барон Бильдерлинг, начальник пехотных дивизий 3-й Янжул и 35-й Добржинский, начальник нашей бригады Степанов, начальник штаба 10-го корпуса Пуриков и господа офицеры некоторых других частей.
Служба прошла очень торжественно. Выстрелы не беспокоили. Проповедь говорил по поводу празднуемых событий о необходимости особенно горячо помолиться за дорогого нашего государя императора, да царствует он благополучно еще многие годы во славу Божию, ко благу отечества и на страх врагам, а также за августейшего шефа нашего великую княгиню Елисавету Федоровну, которая, как мать, относится ко всем чинам полка, с сердечным участием вникая во всю их трудовую жизнь, за что, в свою очередь, и черниговцы все преисполнены горячей благодарности и беззаветной преданности ее высочеству. Просил воинов усугубить ревность свою по исполнению воинского долга, чтобы доказать тем свою любовь и преданность государю и доставить радость августейшему шефу.
После молебна и многолетия был около церкви парад; играли гимн «Боже, царя храни», марши. Вообще, торжество вышло такое, какого все мы давно не испытывали.
После парада общий обед. На дворе фанзы устроили «покоем» (т. е. наподобие буквы п) огромный стол; со всей деревни притащили скамейки и оставшиеся китайские стулья; вместо бокалов служили кружки и т. д. Обед прошел очень оживленно и покойно от внешних врагов, хотя появление шимозочки[48] всеми признавалось возможным: ведь наши позиции были не более, как в 2 верстах оттуда; но про это не думали особенно. Было много яств и питей. Играли наши трубачи. Гремело сердечное «ура» нашему государю и нашему шефу великой княгине; затем следовали тосты и проч.
В 3 часа дня я возвратился в деревню Коу-лоу-дзы.
Японцы тоже празднуют свой царский день: на сопке против нас выкинули свой национальный флаг огромных размеров.
Подмораживает. Затопили каны. Фанза наполнилась дымом. Пришлось спасаться на излюбленный наш проспект. Наступающая зима о многом заставляет нас задуматься. Чем будем отапливать свои обиталища и как нам будут варить пищу? Лесов здесь нет, а ракиты и вербы в деревнях уже теперь во многих местах оставили по себе одно лишь воспоминание. Довольствие людей, корм скота – тоже серьезный вопрос.
