никогда в жизни не работал так тяжело, как после того, как стал отцом-одиночкой.
— Вот. Так что я её понимала. Доверяла её мнению, и если она считала, что у неё была веская причина так относиться к отцу, значит, эта причина действительно была. Она думала, что он мудак, и я тоже так думала. И кое-какие его поступки действительно были мерзкими. Но с возрастом… Теперь, когда я здесь…
— Ты видишь другую сторону истории.
— Именно. — В её голосе снова звучит надлом. — Я вижу твою историю. И это заставляет меня многое переосмыслить.
Я откидываю голову назад, уставившись на деревянные балки на потолке.
В груди разливается чувство. Такое сильное, что даже ноет.
Но оно какое-то лёгкое, что ли. Словно тяжесть, давившая мне на грудь, испарилась в тот момент, когда Молли спросила о моих родителях.
Почему она, чёрт возьми, такая добрая? Такая открытая? Такая умная, честная, искренняя и настоящая?
Не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то спрашивал меня о прошлом. Не могу вспомнить, когда в последний раз мне хотелось спрашивать о чьём-то прошлом.
Деревянный пол давит на кости. Всё равно. Я мог бы разговаривать с Молли вот так вечно.
— Видишь? — Я сажусь ровнее. — Ты всё делаешь правильно. Ты сама решаешь, что думать о Гарретте. Он бы тобой гордился. Это было одним из качеств, которые я в нём любил — он не боялся идти своим путём, даже если это казалось нелепым для окружающих.
— Главное, чтобы это имело смысл для него самого, — медленно произносит Молли. — В этом есть особенная честность. Я беру на заметку.
— Конечно, берёшь, — фыркаю я.
— Это ещё что значит?
Это значит, что ты мне нравишься. Слишком сильно.
— Ничего. — Я проводжу рукой по волосам. Мне нужно ещё пива.
В тишине слышно, как шевелится вода. Я живо представляю, как Молли погружается в ванну глубже. Она расслаблена, волосы собраны в узел на макушке. Грудь округлая, идеальная, розовые соски чуть показываются над водой. Щёки и грудь пылают тем же румянцем. А её… с разведёнными ногами…
— Кэш?
Я в сотый раз прочищаю горло.
— А?
— Вода остывает. Думаю, я готова выйти. Можно попросить об одолжении? Моя одежда отвратительно грязная. Есть шанс одолжить что-нибудь? Просто чтобы добраться до дома. Я постираю и верну, как только закончу.
Святые угодники.
Господи Боже, зачем Ты так меня испытываешь?
Молли в моей рубашке? А если под ней не будет лифчика? А если она не наденет трусики? Я бы многое отдал за то, чтобы провести рукой по её голой ноге. Раздвинуть её пальцами. Провести по ней, собрать влажность на кончике, чтобы медленно обвести её клитор. Молли, будучи Молли, не постеснялась бы показывать удовольствие. Она бы застонала, сжав в кулаке мою рубашку, притягивая меня ближе.
— Не тяни, Кэш, — прошептала бы она. — Дай мне больше.
Я резко встаю, пытаясь вытолкнуть картинку из головы.
— Конечно. Дай мне минуту.
— Не спеши.
Только вот картинка никуда не исчезает. Чем дольше она там остаётся, тем меньше я уверен, что хочу от неё избавиться. Точно так же, как и от самой Молли.
Глава 19
Молли
ОТСТУПЛЕНИЕ
Кэш на удивление молчалив по дороге домой.
А я на удивление возбуждена, сидя в его старой зеленой футболке и красных баскетбольных шортах.
Одежда старая. Мягкая, немного потрепанная — ее не раз сушило солнце, не раз гоняли через стиральную машину. Но все равно, надев ее, я чувствую с Кэшем странную близость, которая никак не вяжется с нашей зарождающейся дружбой.
Можно ли вообще назвать это дружбой? Мы, по сути, просто коллеги. Но после всего, что произошло — после того, как он подхватил меня на руки, принес в свой дом, набрал мне ванну, причем с абсурдным количеством английской соли — я уже не уверена, где проходит граница.
Больше, чем коллеги, но меньше, чем друзья? Больше, чем друзья, но меньше, чем… что?
Может, его смутила та откровенность, с которой мы говорили через дверь в ванную? Мне до сих пор перехватывает дыхание при мысли о том, что он не ушел. Более того, он сидел за дверью и ждал, пока я приду в себя.
Я плакала. Думаю, он тоже. А теперь я просто ошеломлена тем, что он так открылся мне, и сердце мечется в груди, как шарик в пинболе.
Косым взглядом ловлю его профиль. Он убрал ковбойскую шляпу, снова надел свою задом наперед перевернутую бейсболку. Щетина темнее и гуще, чем была утром.
Внезапная, резкая волна желания накрывает меня с головой, прокатывается горячей дрожью по ногам, заставляет одновременно захихикать и заорать. Я вцепляюсь в ручку на раме вездехода с силой утопающего.
И тут, увидев Новый дом, я чувствую, как сердце падает. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Думаю, нет смысла больше бороться с этими чувствами. Они здесь, и они не собираются никуда уходить. Остается только не поддаваться.
Кэш останавливается у задней двери, и я расстегиваю ремень безопасности.
— Спасибо за сеанс терапии. И за ванну.
— Полегчало?
— Да, стало лучше.
Наши взгляды встречаются. Между нами вибрирует напряжение.
Поцелуй меня, идиот.
Я хочу, чтобы он меня поцеловал. Хочу сильнее, чем чего-либо за очень, очень долгое время.
Хотя нет. Больше всего я хотела, чтобы он залез в ванну ко мне. Я не могла перестать думать о том, как горячо, в прямом и переносном смысле, было бы, если бы Кэш скользнул за мной в воду. Прижал меня к своим большим бедрам, а потом…
— Ну… — Он сглатывает.
Я облизываю губы, нервно смеюсь.
— Я скоро верну тебе одежду.
— Оставь. — Его взгляд скользит по мне, а уголок губ чуть поднимается. — Тебе идет.
— Делаешь комплименты? — усмехаюсь. — Ждешь, когда я скажу, что на тебе она выглядит лучше?
Он лениво разводит руки, ладонь по-прежнему лежит на руле.
— Ну да.
Ты чертовски горяч, и ты это прекрасно знаешь. Мне незачем говорить тебе это вслух.
— Продолжай мечтать, ковбой.
Он смеется.
— Отдыхай. И не забывай про ибупрофен.
— Есть, сэр.
Его глаза вспыхивают.
— Мне нравится, когда ты называешь меня «сэр».
Надо. Немедленно. Уходить. Иначе я либо взорвусь, либо сделаю что-то глупое. Например, поцелую его сама.
— Не привыкай, — фыркаю и бегом несусь в дом.
На следующее утро я просыпаюсь с болью в мышцах, но не такой сильной, как ожидала. Я боялась, что буду почти трупом, когда в три тридцать зазвонит будильник, даже несмотря на то, что Кэш сказал мне взять выходной. Вскакивать с кровати я,
