покойного в Ставрополь к родственникам или похоронить на церковном кладбище, – произнёс Скипетров.
– У него нет родственников. Он воспитывался в приюте, занимался самообразованием, а потом поступил в духовную семинарию, которую и окончил с отличием, – пояснил драгоман.
– А в монахи что же подался? – спросил консул.
– После окончания семинарии он служил псаломщиком в нашем Успенском храме в Ставрополе. Но для того чтобы быть рукоположенным в диаконы, ему надобно было прежде обвенчаться. Ферапонту нравилась одна дама, но брачный союз не состоялся. Разочарование в женщинах заставило его принять монашеский постриг. После этого его посвятили в иеродиаконы.
– Благонравов, – задумчиво проронил статский генерал по-русски, – надо же, какая фамилия… Набожный был монах?
– Да, и блаженный.
– Если он был одинок, то зачем терзать его останки? Похороним его на церковном кладбище, где все православные священники лежат. Их там всего трое. Церковь Святого Николая строилась главным образом на деньги почившего в Бозе императора Николая Павловича. Отец Иоаким, думаю, согласится.
Поднявшись, инспектор сказал:
– Господа, не буду больше отнимать ваше время, да и мне уже пора. Надеюсь, что в случае появления любых новостей мы будем телефонировать друг другу или встречаться. Как я уже говорил, без вашего содействия мне будет довольно трудно отыскать убийцу. Всего доброго, господа!
– Честь имею! – ответил Скипетров и велел: – Клим Пантелеевич, проводите, пожалуйста, господина Нагди.
Проходя по коридору консульства, Клим обратился к сыщику:
– Скажите, господин инспектор, а где обычно проводит время Мухаммед Хусейн?
– Он и его люди сидят в кафе «Маср»[113], там часто танцуют альмеи[114], заведение находится у моста Казр-ан-Нил в первом переулке после большого магазина тканей, что в двухэтажном здании. А почему вы спрашиваете?
– Да так, на всякий случай.
– Только не вздумайте туда наведываться. Это очень опасно.
– Нет, не беспокойтесь… И ещё одна просьба: не позволите ли взглянуть на паломническую книжку покойного?
Полицейский вынул из кармана кителя серый документ и протянул Ардашеву. Глаза Клима побежали по строчкам: «Сего дня выдано иеродиакону Ферапонту (Благонравову) в Успенской кладбищенской церкви священником Афанасием Семилучевым: билет на поезд (Ставрополь – Одесса) III класса и билет на пароход РОПиТа (Одесса – Александрия) III класса и проездных денег 15 рублей…» «Господи, – с горечью подумал переводчик, – раскошелились точно под расчёт. Знали, видно, что дорога от Александрии до Каира обходится почти сорок франков, то есть 14 рублей 80 копеек, и великодушно оставили двадцать копеек. Скряги».
Ардашев вернул книжку паломника сыщику, и полицейская пролётка застучала колёсами по мостовой.
Клим щёлкнул крышкой карманных часов. Стрелки «Qte Сальтеръ»[115] показывали, что до конца рабочего дня ждать оставалось недолго. И он уже знал, где окажется сегодня вечером.
Глава 22
Танец альмей
I
Кафе, о котором говорил инспектор Нагди, драгоман нашёл быстро. Он отправился туда в вицмундире и с портфелем, взятым у одного из коллег. Появление европейца, да ещё и в форменной одежде, напоминающей сюртук египетского полицейского, вызвало беспокойство у завсегдатаев заведения, не ладивших с полицией. Десятки глаз, отвлечённых от танца альмей, уставились на вошедшего. Тотчас перед Климом вырос бородатый широкоплечий араб.
– Я хозяин этого заведения. Что желает господин? – обратился он к Ардашеву.
– Кофе и чубук с яблочным табаком.
– За танец альмей придётся доплатить ещё столько же.
Драгоман дал ещё один франк и сказал:
– Меня в большей степени интересует господин Мухаммед Хусейн. Устройте мне с ним встречу.
– Я бы помог вам, но его здесь нет.
Клим положил на стол золотой наполеондор. Лицо араба посветлело, и монета исчезла в его кармане.
– Хорошо. Я попытаюсь его найти, – изрёк араб и ушёл.
Под звуки нея (арабской дудки), шестиструнного аль-уда и дарбука[116] полуобнажённая восточная красавица, вращая бёдрами и грудью в открытом декольте, пыталась достать под своей одеждой невидимую «пчелу», укусившую её нежное тело. Танцовщица сбрасывала с себя один предмет одежды за другим, пока не осталась в прозрачной рубашке и шароварах. Кокетливо закрыв руками высокую грудь, она исчезла за шторой. Вновь ритмично застучал дарбук, и перед мужчинами появилась другая, не менее привлекательная альмея. Играя саггатами – металлическими тарелочками, надетыми на большой и средний пальцы руки, – она прошлась по кругу и, остановившись в центре залы, замерла. И вновь полилась нежная, как пишмание[117], мелодия арабской лютни. Красавица запела на такой высокой ноте, что, казалось, её голос вот-вот сорвётся: «Я люблю тебя, о мой повелитель. Приди ко мне, мой храбрый воин! Почему ты забыл меня? Неужели я хуже твоей первой жены? Посмотри, как я молода и как страсть наполняет моё тело…»
Чубукча[118] принёс гостю кофе и трубку. Но едва Ардашев успел пригубить ароматный напиток, как вновь появился хозяин:
– Господин Хусейн ждёт вас. Прошу вас следовать за мной.
Клима провели в другую залу и указали на дверь. Войдя в комнату, драгоман увидел человека в чалме, курившего кальян и перебирающего чётки. Он сидел на диване. Незнакомец молча указал гостю на низенький мягкий пуфик, стоявший напротив. Собеседников разделял низкий столик с круглой мраморной крышкой.
– Вы хотели видеть меня? – негромко спросил он.
– Если вы и есть господин Хусейн – то да.
– Кто вы такой?
– Я служу в российском консульстве.
– Да? И что же нужно от меня русскому царю?
– Я к вам с личным вопросом. Вчера убили моего друга – русского монаха, который возвращался из Матарийе. Ему перерезали горло. Что плохого он сделал вам?
– Я слышал об этом, но почему вы думаете, что это я приказал лишить его жизни?
– У покойного под языком лежала египетская монета. Говорят, ваши люди всегда кладут её в рот тем, кого убивают.
– У русского муллы под языком была монета? – поднял от удивления брови Хусейн.
– Да.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно.
– Даю вам слово мусульманина – я не имею никакого касательства к его смерти. Но монета… – Он выпустил дым и спросил задумчиво: – Получается, её сунули в рот покойнику, чтобы мне приписать его убийство?
– Именно так.
– Шакалы! – сквозь зубы выговорил араб.
Ардашев достал из портфеля коробку дуэльного гарнитура из красного дерева и, открыв её, сказал:
– Господин Хусейн, эти дуэльные пистолеты сделаны руками известного австрийского мастера Карла Пико шестьдесят лет назад. Я передаю их вам, как и двадцать русских золотых монет, – Клим вынул из кармана маленький холщовый мешочек и положил на столик, – но взамен попрошу об одном одолжении: назовите мне имя убийцы моего друга. Для вас, как я понимаю, это не составит
