вышла из Рибейран-ду-Карму. Он занял Вила-Рику, не встретив сопротивления, захватил вожаков мятежа, провел их по улицам в назидание для всех и затем отправил в цепях в Рио-де-Жанейро для дальнейшей экстрадиции в Лиссабон. Фелипе душ Сантуш избежал ареста в этот раз, но вскоре был схвачен во время попытки поднять селян на восстание. Асумар решил устроить показательную расправу над ним, быстро организовал подобие суда и приговорил его к смертной казни через удушение. Голова осужденного была выставлена на позорном столбе в центре Вила-Рики, а отрубленные конечности вывесили на обочине дороги. С той же самой целью запугать горожан граф распорядился сжечь дома вождя Пашкуала да Силвы и его соратников на холме Морру. Ночь была ветреной, и огонь перекинулся на соседние дома. Неграм-рабам повезло, они напились захваченным в суматохе бренди. Когда-то оживленное место оказалось в полном запустении, и с тех пор оно получило название Холм пожарища
(Morro da Queimada). Из дальнейшей переписки с королем и полемических заявлений графа становится очевидным, что он в глубине души чувствовал свою вину в устроенном им судилище и последующей казни Фелипе душ Сантуша. Губернатор не имел права выносить смертный приговор в отношении вольноотпущенника, не посоветовавшись с королевскими судьями. Асумар оправдывал свое решение недостатком времени для консультаций с судьями в комарках, а судья Вила-Рики бежал в Рио-де-Жанейро. Тем временем было крайне необходимо немедленно преподать бунтовщикам урок на будущее. Король принял его объяснения, хотя и не без некоторого сомнения; в итоге все пришли к официальному заключению, что суровый поступок Асумара возымел желаемый эффект. Банды негров-рабов перестали держать в страхе население Минас-Жерайса, а рабочие приисков осознали, что «иго гражданского послушания – это несравненно лучше, чем разнузданная свобода». Действительно, народ в Вила-Рике был настолько напуган, что когда несколько месяцев спустя граф Асумар распространил намеренно ложное воззвание к мятежу, не вышел ни один человек. Все больше людей селились на земле, возрождая старые трудовые семейные традиции, и все новые законопослушные иммигранты прибывали из Португалии. В 1734 г. Мартинью де Мендонса писал о тружениках приисков: «Следует сказать, к чести тех, кто правит ими, что у короля нет более послушных вассалов, которые готовы пожертвовать даже своим состоянием, лишь бы верно служить королю. К служителям правосудия здесь относятся с глубоким уважением, и это несмотря на то, что некоторые из этих служителей ведут себя крайне недостойно». Такого же мнения придерживался граф Галвеаш. Он рассказал королю о последнем, состоявшемся в 1733 г., подношении его величеству (donative real), собиравшемуся по добровольной подписке. Многие обедневшие жители жертвовали «золото, драгоценности и платья своих жен». Конечно, были несогласные с подобным утверждением. Диогу де Мендонса Корте-Реал, государственный секретарь Жуана V, обрушился с осуждениями на жителей Минас-Жерайса. Он называл негров и мулатов не иначе как бродягами, которые пользуются слишком большой свободой, кочуя по диким пустынным местам Америки. Однако этот престарелый господин никогда не бывал в Бразилии.
Несмотря на то что граф Асумар выиграл последний раунд в противостоянии с Вила-Рикой и окончательно утвердил здесь власть короля, он не осмелился построить плавильные цеха, но сохранил старую систему налогообложения. Король, со своей стороны, довольно неохотно согласился с амнистией, дарованной графом бунтовщикам в июле 1720 г. Тем самым он молчаливо признал временную неудачу своих планов. Но ненадолго. Следуя последнему совету Асумара, дон Жуан V разделил слишком большую капитанию Сан-Паулу и Минас-Жерайс на две. Этим официально подтвердил, что уже было, по сути, давно свершившимся фактом. Первым губернатором новой капитании, преемником Асумара, король назначил дона Лоренсу де Алмейду, который показал себя с лучшей стороны в Пернамбуку. Ему было поручено сделать все возможное, чтобы обеспечить большую доходность королевского налога с золота, но прежде всего его задачей было учреждение монетного двора и плавилен, как и было предусмотрено в 1719 г.
Дон Лоренсу столкнулся с враждебным отношением жителей Минас-Жерайса к идее построить плавильные цеха, несмотря на то что муниципалитет Вила-Рики обещал Асумару построить монетный двор за свой счет в качестве репараций за мятеж 1720 г. Для того чтобы избежать хлопот, связанных с нежелательным строительством, представители муниципалитета обещали поднять ежегодный налог на золото с 30 до 37 (а позднее – до 52) арроб. Дон Лоренсу принял это предложение и сообщил об этом в Лиссабон. Однако король был полон решимости преодолеть этот камень преткновения и приказал губернатору во что бы то ни стало настоять на создании монетного двора и четырех плавильных цехов. Будучи более удачливым или более тактичным, дон Лоренсу смог, прибегнув к хитрости и уговорам, открыть в феврале 1725 г. монетный двор и одну плавильню в Вила-Рике. Два других плавильных цеха были построены в июле 1734 г. в Сабара и в Сан-Жуан-дель-Рей, но план постройки четвертого предприятия, по-видимому, не был реализован. Королевский налог на золото теперь собирался на плавильнях; дополнительно 5 процентов платили за технологический процесс отливки золота в слитки и за сеньораж. Монетный двор (Casa da Moeda) в Вила-Рике также принимал золото для чеканки монет после уплаты всех налогов. В мае 1730 г. дон Лоренсу снизил налог с 20 до 12 процентов, что привело (как и ожидалось) к большому обороту золота. Но этот эксперимент продолжался недолго, и в сентябре 1732 г., согласно королевскому распоряжению, налог был снова значительно повышен.
С точки зрения старателей, система работала отлаженно, хотя и были жалобы на трудности доставки золота из отдаленных районов капитании в Вила-Рику, пока не были в 1734 г. построены еще два плавильных цеха. Что же касается короны, то она была далеко не довольна, потому что возросшая добыча золота не оправдала ее ожиданий. Все из-за того, что по-прежнему процветали контрабанда и различные злоупотребления. Проблема горячо и долго обсуждалась в Лиссабоне, сам дон Жуан V внимательно рассматривал предложенные альтернативные меры. После долгих дискуссий и консультаций с бывшими губернаторами Минас-Жерайса, таких как граф Асумар и дон Лоренсу де Алмейда, в итоге было решено ввести подушную подать. Это предложение сделал личный секретарь короля Алешандре де Гусман, родившийся в Бразилии.
Для реализации этого намерения был выбран Мартинью де Мендонса де Пина де Пруэнса. В 1733 г. он прибыл в Бразилию и провел консультации с губернатором Минас-Жерайса и муниципалитетами капитании, которые были категорически против новой системы налогообложения. Жители настолько страшились введения подушной подати, что в марте 1734 г. они предложили вместо нее поднять королевский налог на золото минимально до 100 арроб, любой избыток поступал в плавильни и доставался короне. Граф Галвеаш принял предложение и сообщил о нем королю, так как полагал, что от ежегодной суммы в 100 арроб
