формальностью. Я действительно чувствовал что-то похожее на сочувствие.
— Мне тоже, — ответил он, и его взгляд стал тяжелым. — Поэтому я и настоял, чтобы вызвали тебя. Мне нужно, чтобы все было сделано правильно. Чтобы каждая пуля, каждая рана была задокументирована. Чтобы ублюдки, которые это сделали, не ушли от ответа.
Дюбов и Китов находились в стороне, рассматривая и документируя другое тело. Они не слышали того, что говорил Грим.
— Ты проходишь тут как свидетель?
— Типа того, — он дернул бровями. — Приехал сюда, когда от парней долго не поступало ответа, и увидел картину маслом.
— Что они тут делали? — уточнил я, осматривая старое помещение, которое больше походило на развалины, чем на место для попойки.
— Отдыхали, ети их в дышло. Земля им пухом.
Я кивнул.
— Я сделаю все что в моих силах.
— Угу, — только и ответил Грим.
Я повернулся к девушкам. Они стояли у самого входа, бледные как призраки. Алиса прижимала руку ко рту, ее глаза были широко раскрыты от ужаса. Лидия, хоть и держалась, вцепилась в ее плечо с такой силой, что побелели костяшки.
Ну, хоть не стошнило, как в первый раз. И на том спасибо.
— Алиса, фото. Лидия, протокол, —обратился я к девушкам, чтобы вырвать их из шокового состояния. Они вздрогнули, но подчинились.
Я надел перчатки. Знакомый щелчок латекса вернул меня в рабочее состояние. Я подошел к первому телу.
Глава 20
Я опустился на одно колено рядом с телом, игнорируя липкую от крови поверхность пола. Холод, исходивший от досок, проникал даже сквозь плотную ткань брюк. Запах в помещении был почти осязаемым — густой, тошнотворно-сладкий коктейль из свежей и уже сворачивающейся крови, смешанный с острой вонью пороха и соленым морским воздухом, который врывался в разбитые окна.
Я начал осмотр.
— Тело мужчины, двадцать пять-тридцать лет, — диктовал я, и слова, холодные и отстраненные, ложились на бумагу, превращая трагедию в сухой отчет. — На передней поверхности грудной клетки множественные колото-резаные ранения. Для уточнения требуется более детальный осмотр в морге.
Раны располагались слишком… упорядоченно. Слишком близко друг к другу, все в районе сердца. Не хаотичные удары в пьяной драке, а довольно точные и нанесенные с пониманием, куда и зачем бить. Словно кто-то методично, раз за разом, всаживал нож.
— Что видишь? — голос Грима, тихий, но настойчивый, прозвучал прямо у меня за спиной.
— Вижу, что тот, кто это сделал, знал, куда бить, — ответил я, не поворачиваясь. — И очень хотел убедиться, что он мертв. Слишком много ударов для простого убийства. Я бы назвал это показательной казнью.
Я перешел к следующему телу, тому, что лежал, перегнувшись через стол. Спина его форменной куртки была пропитана кровью и разорвана в нескольких местах. Маленькие, аккуратные отверстия.
— Входные пулевые, — констатировал я, указывая на них. — Калибр небольшой. Группа выстрелов очень плотная. Стреляли в спину, с близкого расстояния.
Они не сражались. Они сидели за столом. Возможно, выпивали, разговаривали. И в этот момент кто-то вошел и просто расстрелял их в спину. Быстро, эффективно, без шансов, застав группу людей врасплох.
А потом… потом началось то, что случилось с тем парнем у входа.
— Клим, — позвал я. Урядник тут же подошел. — Гильзы есть?
— Нашли несколько, — он протянул мне небольшой пластиковый пакет. Внутри, в мутной от влаги пленке тускло блестели несколько маленьких латунных цилиндров.
Я взял пакет, поднес ближе к свету. Девятимиллиметровые. Стандартный калибр для пистолета-пулемета, который стоял на вооружении у многих спецслужб и предназначался для ведения боя в ограниченном пространстве. Ничего экзотического.
Вывод напрашивался сам собой — работали несколько стрелков с разных позиций. Перекрестный огонь. Они не оставили им ни единого шанса.
Оглядевшись, я приметил разбитое окно с одной стороны и с противоположной. Возможно, еще стреляли и из дверного проема.
Я методично осматривал тела. Картина была везде одинаковой. Сначала пули. Потом, у некоторых ножи. Избыточное насилие. Зачем? Чтобы убедиться, что никто не выживет? Или чтобы оставить послание?
Я подошел к последнему телу, лежавшему в самом темном углу, у обломков барной стойки. Этот был самым крупным. Широкие плечи, мощные руки. Он лежал на боку, и его поза говорила о том, что он пытался подняться, дать отпор. В его руке, даже мертвой, был зажат нож. Не тот, которым его убивали. Свой.
Я присел рядом, и мой взгляд упал на его пояс. Пустая кобура.
Сердце пропустило удар. Я быстро оглядел остальные тела. Тот, что у стола — кобура на бедре, и тоже пустая. Тот, что у входа… под его курткой, на плечевой портупее, тоже должно было быть оружие. Его не было.
Они не просто убили их, но еще и забрали оружие.
Я встал, отряхивая с перчаток прилипшую грязь и что-то липкое. Медленно подошел к Гриму, который стоял у разбитого окна, глядя на темное, беспокойное море. Он не смотрел на тела. Он не хотел видеть своих людей такими, хотя, казалось бы, это часть его жизни. Почти обыденность. Терять побратима в ЧВК или в армии это что-то… привычное? И в то же время каждый раз наверняка тоскливо.
В голове завертелись строчки из старой-старой песни еще моего мира:
'Друг, оставь покурить, а в ответ — тишина.
Он вчера не вернулся из боя'.
— Они были вооружены? — спросил я тихо.
Грим не сразу ответил. Он смотрел вдаль, на далекие огни кораблей, и его профиль в свете полицейских мигалок казался бледным, как у призрака. В этот момент я невольно отметил, что его позывной как нельзя лучше подходит в данный момент.
— Конечно, — наконец сказал он, не поворачиваясь. — Они всегда вооружены. Это стандартный протокол.
— Их оружия нет, — констатировал я. — Ни у одного. Кобуры пустые.
Он медленно повернул голову. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глубине глаз я увидел, как вспыхнул и погас холодный, яростный огонь.
— Я видел, — прошептал он, и в этом шепоте было больше ненависти, чем в любом крике. — Суки.
— Да, — кивнул я. — Видимо забрали как трофеи. Или еще хрен знает зачем.
— Кто это был? — спросил Грим. Его голос был ровным, но я слышал, как под этим спокойствием вибрирует целая буря эмоций.
Я посмотрел на разгром, на тела, на кровь, которая уже начала сворачиваться
