него доходят слухи. Слухи о том, что коронер Громов не сломлен. Что он не просто отбивается от репортеров, а готовит ответный удар. Что у него есть нечто, способное разоблачить их всех.
Они не смогут это проигнорировать. Начнут нервничать. Попытаются проверить. Пошлют своих людей. Не убивать. Не-е-е-ет. Они пошлют выяснить, что именно я знаю. И вот тут-то я их и буду ждать. И СБРИ. И Инквизиция. И МВД.
— Девочки, — сказал я, и мой голос прозвучал так, словно я только что нашел решение уравнения, над которым бился всю ночь. — Вы гении.
Они удивленно переглянулись, не понимая, что именно из их безнадежных предложений вызвало у меня такой восторг.
— В смысле? — спросила Алиса.
Но я уже не слушал. Я открыл дверь машины.
— Пошли. У меня появилась идея.
Мы поднялись в офис. Я прошел мимо своих озадаченных ассистентов, которые уже успели прийти и теперь смотрели на меня как на привидение, бросил девушкам короткое «разбирайте почту» и, не заходя в наш новый кабинет, направился прямиком к Докучаеву.
Надо действовать быстро, пока новость о похищении еще горячая, пока все уши настроены на эту волну. Нужно подбросить им наживку, и сделать это так, чтобы она выглядела максимально правдоподобно.
Секретарша Анастасия удивленно вскинула брови, когда я без стука вошел в приемную.
— Евгений Степанович у себя?
— Да, но он…
Я не стал ее дослушивать. Открыл дверь в кабинет Пристава. Он сидел за столом, мрачно уставившись в монитор. Увидев меня, он нахмурился.
— Виктор? Что-то срочное? Я же сказал, жду звонка из…
— Очень срочное, Евгений Степанович, — перебил я, подходя к его столу. — У меня есть план, как выманить этих ублюдков.
Глава 19
Он откинулся в кресле, скрестив руки на груди. Его лицо выражало крайнюю степень скепсиса. Но даже без объяснения, про каких «ублюдков» идет речь, Докучаев догадался.
И хоть это была не наша забота из болота тащить бегемота, а вернее искать по городу неадекватных оккультистов — но поквитаться за такое с ними точно нужно было.
— Слушаю.
Я наклонился над его столом, мой голос стал тихим, но настойчивым.
— Они думают, что, украв тело, они лишили нас главной улики. Они уверены, что мы в тупике. А что если это не так? Что, если во время того самого первого осмотра в прозеткорской я нашел кое-что? Кое-что, что они пропустили. Небольшую, но неопровержимую деталь, которая может вывести нас прямо на них.
Докучаев смотрел на меня, и в его глазах скепсис постепенно сменялся интересом.
— Например? — спросил он.
— Волос, — импровизировал я на ходу. — Не эльфийский. Человеческий. Зажатый в кулаке у жертвы. Или кусок ткани от одежды одного из нападавших, который зацепился за кору дерева. Или редкий минерал в грязи на их ботинках, который встречается только в одном месте в Крыму. Что угодно! Главное создать иллюзию, что у нас есть козырь.
Я выпрямился, и мой голос зазвучал на весь кабинет.
— Нам нужно надавить на них информационно. Сделать вброс. Пустить через все местные СМИ, через все новостные порталы одну простую, но убойную новость.
Я сделал паузу, глядя ему прямо в глаза, давая ему прочувствовать момент.
— Заголовок должен быть примерно таким: «коронер Громов готов предоставить неопровержимые доказательства после вскрытия эльфа, тело которого похитили, что позволит разоблачить похитителей!»
Докучаев молчал. Он смотрел на меня, и я видел, как в его голове идет напряженная работа. Он взвешивал риски. Он оценивал шансы. Он, старый бюрократ, привыкший действовать по инструкции, пытался понять, стоит ли эта безумная авантюра того.
— Ты понимаешь, что это блеф? — наконец сказал он. — И если они раскусят…
— Они не раскусят, — перебил я. — Потому что это будет звучать правдоподобно. А главное — они не смогут это проверить, не выйдя из тени. Они будут вынуждены отреагировать. Попытаются выяснить, что именно я нашел. Пошлют своих людей. И вот тут-то мы их и будем ждать. Это наш единственный шанс, Евгений Степанович. Единственный способ заставить их ошибиться.
Он снова замолчал. Его пальцы нервно барабанили по полированной поверхности стола. Я ждал. Судьба моего плана, а возможно, и всех нас, решалась в эту самую минуту в этой тихой, душной комнате.
— Хорошо, — сказал он наконец, и в его голосе прозвучала сталь. — Я свяжусь со своими людьми в прессе. Но Виктор… — он посмотрел на меня тяжелым, почти отцовским взглядом. — Если это не сработает, и они придут за тобой…
— Я буду готов, — ответил спокойно.
И я не врал. Иного выхода у меня нет. В этой необъявленной войне, где противник играл без правил, единственным способом победить было — заставить его играть на моем поле. И я собирался превратить весь город в это поле.
— Все, иди, — сказал Докучаев. На его столе замигала красная лампочка селектора — признак того, что кто-то настойчиво пытался до него дозвониться. — У меня и так уже линия обрывается. Я дам знать, что мне ответили.
— Спасибо.
Я вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь. Воздух в коридоре показался свежим после душной атмосферы кабинета Пристава. Я сделал несколько шагов, доставая на ходу телефон. Пальцы сами нашли в контактах знакомый черный крест. Гудки. Я шел по длинному, гулкому коридору, и эхо моих шагов по стертому линолеуму смешивалось с голосом в трубке.
— Что-то срочное? — голос Корнея был деловым, без тени утренней усталости, которая должна была бы быть слышна у человека с ранением.
Интересно, он там что, уже полным ходом решает инквизиторские задачи?
— Более чем, — ответил я, сворачивая за угол. Впереди виднелась дверь нашего нового кабинета. — У меня есть план, как выкурить этих крыс из их норы.
Я говорил тихо, почти вполголоса, но каждое слово было четким и весомым. Я изложил ему ту же идею, что и Докучаеву. Про информационный вброс, про мнимую улику, про то, как заставить их нервничать и совершать ошибки.
— … нам нужен тотальный информационный шум, Корней, — заканчивал я, уже подходя к двери. — Не просто пара статей в местных газетах. Нам нужно, чтобы об этом кричал каждый утюг. Чтобы эта новость стала главной темой для обсуждения в каждой кофейне, в каждом трамвае. Чтобы они не могли от нее
