с этой самой свободой все, что только хотел. Хотел он иногда достаточно много, что, несомненно, было гораздо больше, чем просто соответствовало приличию. Итак, у свободы был свой повелитель, хотя Рой и не очень догадывался об этом. Это — как игра в покер. Игроки за столом, руки на столе, все у всех на виду, а дальше та самая игра, где побеждает далеко не тот, у кого хорошие карты, а тот, у кого больше вариаций внутренней концентрации. Короче, Энди всегда было спокойнее в периоды, когда Рой любовался своей статуей. Он знал, что Маккена будет всецело поглощен процессом созерцания, что и позволяло парню обернуться пару-тройку раз.
Сейчас статуя отдельно, Маккена отдельно, и Энди волновался. Рой, видимо, был рожден, именно для того, чтобы создавать проблемы, чем, собственно говоря, в данный момент и занимался. Как, впрочем, и всегда. За этими мыслями парень немного отвлекся от конференции, а когда вовлекся вновь, Килл Тарч уже что-то объяснял на протяжении определенного времени.
— Неловкость была у каждого. Не знаю, как себя чувствует актер, снимающийся в обнаженке. Об этом лучше спросить у Джима или Коллина. Могу сказать, как чувствует себя оператор, эту обнаженку снимающий. Конечно, надо отдать должное Рону, как гениальному режиссеру. Его метод съемок подобных сцен, в итоге, оказался гениальным. Для спокойствия актеров мы старались создать некий вакуум, то есть оставить в пределах съемочной площадки только ограниченное количество специалистов. Перед началом Рон собирал нас, и мы обсуждали, как именно будет снята сцена. Мы старались брать только один ракурс, в рамках которого актер будет полностью обнажен. Понятное дело, что чем шире захват камеры, тем откровеннее актер выставлен на обозрение. Остальное снималось, как бы наезжающей камерой или с другого ракурса, когда актер мог быть хоть как-то прикрыт, — Килл Тарч тяжело выдохнул, словно все это время был очень напряжен.
Обычно такое происходит с людьми, которые долго готовятся, а после наконец решаются и признаются кому-то в любви в первый раз. Энди почему-то вспомнил, как стоял обнаженный, позируя молодым художникам, только ему было намного хуже, чем актерам сериала. Хуже. Хуже — это мягко сказано. Ему было откровенно хреново. На нем не было из одежды ни одной нитки. По сравнению с ним и Сноу, и Фрай были под завязку укомплектованы. Их спасало величайшее изобретение Патрика Антоша, дизайнера по костюмам фильма «Американский психопат». Энди внутренне улыбнулся. Гениальный костюм! «Носок для члена». Каково название, таков и крой! Всего лишь мешочек из спандекса и все. Дизайнеры по одежде всего мира задохнулись бы от зависти. Сколько бы они не бились за титулы, никто из них не смог одеть человека столь полно и элегантно. Чего стоят плоские усредненные модели в состоянии анорексии, грохочущие костями по подиуму? Конвейер, гусеничная передача… Они всегда служили лишь вешалкой для чужого платья. Ни одно из них не подчеркнуло красоту самой модели, но этот кусочек спандекса демонстрировал индивидуальную красоту человеческого тела. Именно определенного человеческого тела. Наверное, это самый потрясающий костюм, который Энди когда-либо видел. То, что он «репетировал» с Джимом без подобной одежды, а после Джим «репетировал» с Коллином, очевидно, тоже без нее, оставалось за кадром. Причем, на достаточном от него удалении. Энди несколько увлекся собственными мыслями. Интересно, а как бы снимался он сам? Парень задумался. Ну, то, что без этой не совсем в обтяжку сидящей одежды, это точно, хотя… Черт возьми! Это все Рой! А еще Стив! Для этих это точно не было бы проблемой. Вот она, свобода Роя, снятая камерой с нижнего ракурса. Ему плевать, что там думает мир. Сам он прекрасен, и это для него гораздо важнее. Если у мира с этим проблемы, то это проблемы этого самого мира, и Маккене нет до них дела. Парень поймал себя на мысли очень далеко от того места, где оставил Килла Тарча. Его куда-то снесло течением размышлений, и Энди пришлось в спешном порядке телепартироваться назад.
— Сценарий не предполагал разночтения сцены, — почему-то уже говорил Галлилей. — Надо отдать должное Бернарде, ее глубокому пониманию материала и новаторству. Возьмем, к примеру, самый банальный кусок любого сценария. Бла-бла-бла и дальше герои целуются. Все, вроде бы, ясно, но… Как целуются? Кто начинает? Что каждый должен изобразить губами, языком и другими частями тела? Сколько людей прочтет подобное выражение, столько и мнений в итоге будет. Поэтому нам пришлось очень глубоко прорабатывать деталь за деталью. Этот сверху, этот снизу, руки сюда, ноги туда, голова и так далее. Когда, наконец, мы сами разбирались, мы старались очень ясно описать это актерам. Мы составляли так называемые секс-планы. Мы объясняли свое видение, затем актеры свое. Мы подробно обсуждали эмоциональное значение каждой сцены, ее функциональную нагрузку, роль каждого из героев. Если в конечном итоге мы приходили к выводу, что сцена неважна, она изымалась из сценария. Самое главное, что еще хотелось бы отметить, мы не снимали секс ради секса. Мы снимали развитие каждого персонажа через секс и их взаимодействия, углубление их отношений. И это было очень важно и обсуждалось до мельчайших подробностей. Потом все заносилось на доску и снова обсуждалось. В конце концов, на доске образовывался ком стрелок, фраз и крестиков. Мы детально разбирались, где будет камера, какой нужен свет, какой ракурс возьмет оператор. И только после этого на доске оставалась четкая сюжетная линия. Потом сцена проигрывалась одетыми актерами, и мы вместе просматривали отснятый материал, чтобы понять, где и что нужно изменить. Самое главное, что понимали мы все, что нужно стремиться к тому, чтобы «голых» дублей было, как можно меньше…
— Наверное, это достаточно трудно сосредоточиться в такой обстановке? — из какой-то тины всплыл ведущий.
То ли в ушах у него осталось много ила, то ли сам он распух в болоте своих фантазий, но он выглядел слегка придушенным. Гормоны, которые скопились и не нашли выхода, выдавили на его шее густой пот, и ведущему пришлось даже ослабить узел на галстуке.
— Мне кажется, — продолжил он, словно запыхавшись, — нужно стать мужчиной своей собственной мечты, чтобы чувствовать себя соответственно.
Фраза ржаво застряла в воздухе. Требовалась усовершенствованная смазка мозга, чтобы попытаться понять, что именно ведущий только что сказал. Энди невольно еще раз оценил его, взвесил в одежде и без, ужаснулся и понял, что лучший способ — не применять эту мысль по отношению к ее автору. Парень вновь подумал о Рое. Мужчина его мечты был весьма далек от… Фу. Можно выдохнуть. Слава богу, что сейчас… Вот прямо сейчас можно перестать думать об этом извращенном представлении.
— Я — актер, — засмеялся Джим, - и, на самом деле, меньше всего задавался вопросом, являюсь ли я мужчиной собственной мечты или… ну, вы понимаете? Единственное, что меня действительно волновало, так это то, что я должен был выглядеть мужчиной мечты для Конти…
— Интересно, — вновь вклинился ведущий, — скажите, Коллин, Джим Сноу выглядел, как мужчина вашей мечты?
— Конечно, для мужчины-натурала сложно понять, является ли тот или иной мужчина мужчиной его мечты. Об этом как-то не задумываешься. Хотя, — Фрай засмеялся, — теперь я, наверное, только об этом и буду думать. Я могу сказать только одно — Джим потрясающий актер, и мне было очень легко играть с ним. Нам повезло, мы действительно стали друзьями, и нам пришлось много работать над тем, чтобы привыкнуть касаться друг друга, обнимать друг друга и целоваться. Нам повезло научиться доверять друг другу. Мы ходили в клубы и изображали там пару. Нам надо было привыкнуть к мысли, что мы именно пара. Было очень забавно, когда окружающие именно так и думали. В такие минуты мы понимали: «Ага! Значит, мы все правильно делаем!» Думаю, мне было тяжелее, чем Джиму, потому что я, как неожиданно оказалось, очень зажатый человек. Я никогда не знал об этом, но именно участие в секс сценах показало мне истинную степень этого. Надо было научиться очень верить друг другу, чтобы не испытывать стеснения, не краснеть или бледнеть, когда изображаешь бурный секс, а на тебе из одежды лишь носок для члена и грим. Нешуточный набор, правда? Джим говорил, что если бы он заранее знал,
