I с семьей
Построенная поспешно, Троицкая церковь уже при жизни Петра I пришла в негодность, и по именному указу 5 января 1724 г. ее освидетельствовала комиссия, состоявшая из Доменико Трезини, ван Болеса и плотника, «которой по контракту выехал из Швеции»[533]. Впоследствии церковь ремонтировалась и перестраивалась несколько раз. В 1927 г. святыня Петербурга была уничтожена большевиками.
Петр любил эту неказистую церковь и чаще всего молился именно в ней. Как описывает современник, царь «всякое воскресенье и праздники неотменно приезжает к церкви Троицкой на Петербургском острову против Сената и по входе в церковь никогда в паруке не входит, сняв, отдает денщику и становится на правый клирос, и при нем его дворцовые певчие; и пение производит четвероголосное, партесу не жаловал, а во время обедни сам читал апостол, голос сиповатый, не тонок и не громогласен, лицом смугл, ростом не малый, сутоловат; когда от пристани идет до церкви, из народа виден по немалому росту, головою стряхивал»[534].
Первоначальная Троицкая церковь. Гравюра середины XVIII в.
Другой современник, также бывавший в церкви во время службы, писал, что Петр «стал по обыкновению среди певчих, в хоре которых звучно и отчетливо пел, сам вышел с Библией в руках и, стоя в царских вратах, довольно громким голосом прочел перед всею паствой главу из послания Павла к Римлянам, после чего снова присоединился к певчим»[535].
Отступление:
Чертовщина на колокольне
Декабрьской ночью 1722 г. солдат Данилов – часовой Троицкой церкви – был страшно напуган необыкновенными событиями, которые начали происходить за его спиной, в запертой на замок колокольне церкви. Он услышал за дверью на ярусах колокольни «великий стук с жестоким страхом, подобием беганья», тяжелые шаги по скрипучим ступеням лестницы, грохот бросаемых об пол предметов. Но присяга есть присяга, и, дрожа от страха, солдат стоял на своем посту, пока в собор не пришел соборный псаломщик Дмитрий Матвеев благовестить к утренней службе. Открыв двери колокольни, псаломщик удивился – на ярусах царил полный беспорядок. Лестница-стремянка, по которой поднимаются к верхним колоколам, была разломана и сброшена вниз, канаты и веревки, прикрепленные к колоколам, – неимоверно перепутаны и связаны… Свят-свят!!!
На следующую ночь в трапезной церкви, через которую и был проход на колокольню, уже собралась целая компания: несколько солдат, псаломщик и еще кто-то. И снова в полночь с колокольни слышался страшный шум. Все были убеждены, что на колокольне орудует нечистая сила, а по-нашему говоря, полтергейст. Утром псаломщик рассказал о необычайном происшествии священнику Герасиму и дьякону Федосееву, которые устроили между собой «ученый спор»: поп считал, что на колокольне возится кикимора, т. е. домовой, а дьякон полагал, что там шалит сам черт. И во время этого спора дьякон произнес роковые слова, что, мол, все это неслучайно и довольно скверно и что «Санкт-Петербургу пустеть быть!»
По доносу псаломщика дьякон Федосеев был арестован, дело получило огласку, им занялась Тайная канцелярия – ведь дело происходило в Троицкой, любимой государем, помазанником Божиим, церкви. И тут такое! Следует заметить, что политический сыск во все времена был циничен и равнодушен к чудесам, знамениям, потусторонним силам. Всех, кто объявлял об их явлении, тотчас тащили в пыточную камеру и задавали два прозаичных вопроса: «Для чего ты это говорил и кто тебя этому подучил?» Все доводы и ссылки на волшебные силы в сыске не принимали. Так и дьякон Федосеев был допрошен, что-то бормотал про шум на колокольне, испуганные свидетели подтверждали, но следователей интересовали только сказанные несчастным дьяконом слова и больше ничего…
Словом, Федосеев бит кнутом и сослан навечно в Сибирь, «чтоб, на то смотря, впредь другим таких непотребных слов говорить было неповадно». Но, как говорится, на каждый роток не накинешь платок (хотя, надо сказать, очень старались это сделать), и упорные слухи о том, что Петербургу «быть пусту», что построенному на топком берегу, вопреки природе, желанию людей, городу придет конец, он погибнет, ибо с самого своего «незапного» начала он обречен. Эти слухи жили в толще народа, переходили от одного поколения к другому. Нечистый шалил на Васильевском, покойники в чиновничьих мундирах приставали к прохожим, медный истукан скакал по улицам…. Вся жизнь этого города, висевшего на самом краю России над бездной вод, казалось, подтверждала слова дьякона Федосеева, и не раз под напором волн Балтики, при нашествии страшных врагов многим его жителям казалось, что город вот-вот погибнет, что сбудется мрачное пророчество «Петербургу быть пусте!».
«Австерия», сиречь – по-русски кабак
Ближе к крепости, неподалеку от Петровского моста, стоял и знаменитый кабак – «Аустерия Четырех фрегатов» (другие названия: «Австерия, или Казенный питейный дом», «Овстерия», «Кружало», «Торжественная австерия фрегатов»). «Австерию», которая впервые указана на плане 1705 г., имел привычку после службы в Троицкой церкви, посещать сам царь, чтобы промочить горло чаркой любимой им анисовой водки[536]. Здесь же проходили разные пиршества. Как писал в июле 1710 г. Ю. Юль, после молебна в Троицкой церкви, торжественного построения войск и салюта по поводу первого юбилея Полтавы Петр и «все прочие последовали за царем в кружало, где он в тот день задавал пир. Там по обыкновению шла веселая попойка»[537]. Подобные попойки, подчас в течение нескольких дней и по разным поводам, устраивались в «Австерии» довольно часто. Лишь позже празднества окончательно переместились в Почтовый двор на Адмиралтейском острове. Во время тостов за царским столом обычно палили пушки крепости и стоявших на Неве кораблей. Грохот бывал такой, что из окон окружавших площадь домов вылетали стекла. Это не преувеличение: в 1722 г. в списке ремонтных работ, которые нужно было провести в Здании мазанковых канцелярий, упомянут и такой ремонт: в окнах, «ис которых во время викторей и погодами стекла повыбивало», вставить 49 стекол[538].
Отступление:
Будни петербургского «Катка»
Вообще «Австерия» была местом важным, знаковым в городе. Здесь постоянно собирались разные люди, кто развлечься, кто тоску залить, кто с людьми поговорить. Здесь доносчики пропивали свои полученные в Тайной канцелярии серебренники. За «доведенный», т. е. доказанный, донос они обычно получали пять рублей – если, конечно, донос был «незастарелый», т. е. с момента произнесения кем-то «непристойных слов» о государе до факта доноса прошло не более трех дней. Кабак становился и местом, где рождались доносы – у пьяного человека развязывался язык во много раз быстрее, чем у трезвого, а Тайная канцелярия – вон она, через мост в Петровские ворота! В этом случае доносчик
