вперёд. Она давится, но не отстраняется.
Её готовность идти до грани боли.
Её смелость.
Её грёбаный волшебный язык.
Это добивает меня окончательно.
Мои яйца сжимаются, и по члену проходит раскалённая волна. Молли стонет, когда моя сперма заполняет её рот.
И, блядь, как же я кончаю.
Будто не испытывал оргазма годами — настолько долго и мощно. Разрядка прокатывается через меня, вырывая крик с губ. Живот сокращается, колени немеют.
Я наслаждаюсь каждой грёбаной секундой.
— Покажи, как хорошо ты глотаешь, — выдавливаю я. — До последней капли, Молли. Не смей останавливаться.
Понятия не имею, как мне удалось удержать машину на дороге, но мы всё ещё едем, целые и невредимые, когда Молли выпрямляется и облизывает губы.
— Я соответствовала твоим стандартам?
Я не могу дышать.
Не могу думать.
Я просто хватаю её за шею и притягиваю к себе для поцелуя, не отрывая глаз от дороги.
— Да, милая. Ты… чертовски хороша в этом.
Она ухмыляется.
— Спасибо.
Пытается вернуться на своё место, но я хватаю её за колено.
— Нет уж. Оставайся здесь. Тебе что-нибудь нужно из Нового дома?
Молли моргает.
— Что? Зачем?
— Думаешь, после того, как ты отсосала мне так, я позволю тебе уйти? Ты ночуешь в хижине.
Она снова моргает, а потом уголки её губ поднимаются в лёгкой улыбке.
— Есть, сэр.
Я застонал.
— Тебе это и правда нравится, да? — спрашивает она. — Когда тебя называют «сэр».
— Когда ты это делаешь — да.
— Учту.
То, что она делает то, что мне нравится специально, что она замечает мои предпочтения, хочет доставить мне удовольствие, наполняет мою грудь теплом.
Я тоже хочу доставить ей удовольствие.
Мне нравится эта девушка. Это не будет просто случайная, ни к чему не ведущая связь. Не для меня. А для неё? Значит ли это, что этот секс что-то для неё значит?
Я сворачиваю на ранчо. Ветер дует в открытое окно, развевая её хвост. Она тянется к стерео и прибавляет громкость. Триша Йеарвуд.
Молли подпевает.
И когда я вижу, как она улыбается, закрывает глаза, теряется в одной из моих любимых песен, у меня перехватывает дыхание.
Она закусывает нижнюю губу после припева и двигает бёдрами в такт. Её длинные, голые ноги в темноте кажутся бесконечными. Я хватаю одну, обхватывая ладонью её бедро. Она бросает на меня взгляд, и я двигаю руку выше, скользя двумя пальцами под её юбку. Её обнажённая киска мягкая и тёплая. Её дыхание сбивается.
Я сильнее нажимаю на газ.
Мы подпрыгиваем на ухабах, пока Триша поёт. Молли говорит, что ей нужно взять раствор для линз в Новом доме. Заставив её пообещать не брать ничего лишнего, особенно никакой одежды, я подъезжаю к двери. Пока она у меня, она либо будет голая, либо носить моё.
Она ныряет внутрь и выходит через пару минут с маленькой косметичкой. Запрыгивает в пикап, и я срываюсь с места. После, казалось бы, целой вечности я паркуюсь на траве возле хижины и глушу мотор. Ночь наполняется звуками ранчо: стрекочут сверчки, деревья шелестят в ветре.
— Кэш? — тихо зовёт Молли.
Я открываю дверь.
— Что?
— Что все скажут, когда узнают, что я спала здесь?
Все — это те, кто живёт и работает на ранчо Лаки.
Она беспокоится, что они будут думать о ней хуже. Может, решат, что она переспала со мной ради выгоды. Или что я переспал с ней ради выгоды. Ради ранчо.
— Если кто-то что-то скажет, я разберусь. — Я выскакиваю из пикапа и протягиваю ей руку.
Она наклоняет голову, впиваясь в меня взглядом.
— Легко тебе говорить. Все тебя уважают.
— Тебя тоже. Ты это заслужила, пахав всю неделю, как вол.
— А теперь потеряю этот уважение, переспав со своим управляющим.
Мои губы дёргаются.
— Обещаю, я того стою.
— Ну ещё бы ты так не говорил.
— Послушай, я понимаю, почему ты переживаешь. Тут двойные стандарты — они всегда есть. Но люди здесь… Я бы не сказал, что они не лезут не в своё дело, но они, по крайней мере, знают, когда стоит держать рот на замке. Я доставлю тебя домой до рассвета. По рукам? Никто тебя не увидит.
— А если увидят?
— Для этого и нужен дробовик. Давай, выходи. — Я шевелю пальцами, подзывая её.
— Без дробовиков, — Молли берёт меня за руку. — Но ранний выезд домой я приму.
— Считай, что договорились.
Я не отпускаю её руку, пока мы поднимаемся по ступеням. Сердце бьётся чуть быстрее, когда понимаю, что и она мою не отпускает. Дверь не заперта. Сегодня впервые за долгое время я её закрою. Не хочу, чтобы нам мешали.
Я открываю дверь, и старые половицы скрипят, когда Молли заходит внутрь.
— Раньше я не замечала, какое у тебя уютное место, — говорит она, оглядывая небольшую кухню справа и гостиную слева.
Передняя часть хижины — одно большое помещение, пол, стены и потолок сделаны из восстановленного дуба.
— Ты отлично заботишься о доме.
— После целого дня в грязи приятно возвращаться в чистый дом. — Я снимаю шляпу и бросаю её на стойку. — Что тебе налить? Пиво? Воду? У меня есть и текила.
Молли приподнимает бровь.
— И что ты с этой текилой делаешь?
— Я знаменит своими коктейлями.
— Нет, не знаменит.
Я смеюсь, проводя ладонью по стойке.
— Дай мне приготовить один. Ты изменишь своё мнение.
— Для кого, чёрт возьми, ты их делаешь?
— Гарретт их обожал, например.
Выражение Молли смягчается. Только в её глазах я вижу не грусть. Скорее интерес. Любопытство. Она не так хорошо знала своего отца. И до меня доходит — в каком-то смысле она узнаёт его через меня. А учитывая, что Гарретт был одним из моих любимых людей, я только рад этому.
— Я бы с удовольствием попробовала, — говорит она. — Спасибо.
Я киваю на стол и стулья.
— Садись. Готовься к откровению.
— А можно вместо этого полазить по дому? — Она оглядывает хижину. — Не уверена, что меня ещё раз сюда пригласят.
— Потому что ты ужасная гостья? — Я открываю холодильник и достаю бутылку Topo Chico — мексиканской газированной минеральной воды.
— Потому что сейчас мы с тобой кое-что здесь сломаем.
Я резко смеюсь, хватаю халапеньо из миски на стойке и мою его в раковине.
— Ты забавная.
— Я знаю. — Она уже в гостиной, рассматривает мои книжные полки. — Впечатляет, Кэш. Я не знала, что ты любишь читать.
— Всю жизнь. Думаю, это мой способ держать связь с той частью себя, которая любит идеи. Истории.
Она бросает на меня взгляд через плечо.
— Это чертовски сексуально.
— Я знаю.
Она
