инструкции для местных властей».
В.Д. Бонч-Бруевич: «Если все высказались, давайте примем решение о составе комиссии. Как сказал т. Красиков, нужна “головка”. Как мне кажется, в нее должны войти все присутствующие здесь. В качестве секретаря Комиссии давайте привлечем А.Ф. Ефтихиева, от Наркомюста. Если нет возражений, займемся “широким составом”. Есть мнения?»
Первым взял слово Ефтихиев: «У каждого религиозного общества есть официальные представители, к которым и следует обратиться. А кто они, где живут и прочие установочные сведения можно заполучить в МВД. Так что надо послать запрос товарищам в Питер с просьбой все это вскорости выслать в Москву».
«Я не против официальных руководителей, – отозвался Рейснер, – они есть и будут. Но нам нужны не они, а их представители-эксперты, могущие и быть рядом, и работать быстро. Поэтому следует обратиться к официальным лицам церквей с просьбой делегировать специалистов».
Вновь в диалог вступил Бонч-Бруевич: «Наверно, все согласны с этими мыслями. И все же, не дожидаясь переписки, сами мы можем наметить некий желательный список экспертов в Комиссию?» Послышались предложения: профессор И.М. Громогласов и К. Агеев от православных, М. Галкин из Питера, Мельников от старообрядчества, Проханов от евангелистов».
На этом заседание завершилось, наметив день следующей встречи, все стали расходиться. Однако, как показали последующие события, идея Комиссии экспертов оказалась мертворожденной. С одной стороны, этому не способствовало обострение общеполитической ситуации в стране, а с другой – проявившееся резкое неприятие со стороны П.А. Красикова каких-либо контактов с «церковниками». Поэтому «выжил» только специальный отдел при Наркомюсте, первое заседание которого состоялось 14 мая. Вел заседание В.Д. Бонч-Бруевич, и предложено было обсудить план ближайшей деятельности отдела. Он еще и еще раз заострял внимание на том, что деятельность отдела затрагивает «интимные интересы миллионов граждан Российской Федеративной Советской Республики, причем, несмотря на наблюдаемое ослабление влияния религии на население, оно продолжает относиться с болезненной восприимчивостью ко всяким незаконным посягательствам на свободу религиозных убеждений и отправление религиозного культа».
Отныне все вопросы, касавшиеся взаимоотношения государства с Российской Православной церковью, а также и другими религиозными объединениями и требующие решения правительства, предварительно обсуждались в этом отделе. Разъяснения и указания отдела вплоть до сентября 1918 г. были единственными правовыми документами, регламентировавшими порядок разрешения практических вопросов, связанных с отделением церкви от государства. На отдел же возлагалась задача по борьбе с нарушениями законодательства о культах со стороны как духовенства и церковных организаций, так и местных органов власти[245].
С момента образования «ликвидационного» отдела В.Д. Бонч-Бруевич почти всю поступающую в Совнарком корреспонденцию «по церковным делам» направлял для рассмотрения и принятия решений наркому юстиции Д.И. Курскому, а чаще всего непосредственно П.А. Красикову. Одновременно управляющий делами Совнаркома оставил за собой право контролировать исполнение своих поручений, что касалось в первую очередь жалоб, поступавших на имя В.И. Ленина или непосредственно в Управление делами Совнаркома. Во многих случаях, как показывают сохранившиеся архивные документы, позиции Бонч-Бруевича и Красикова относительно справедливости/несправедливости жалоб верующих существенно расходились. Если первый призывал к поиску неконфликтных решений и максимальному учету прав и просьб верующих, то второй склонялся к жесткому и повсеместному ограничению прав и возможностей верующих и религиозных организаций. Думается, что это еще одно свидетельство наличия внутри партии, фактически с дореволюционной эпохи, разных подходов к религиозно-церковной проблематике и разного видения характера возможных государственно-церковных отношений в социалистических (советских) условиях и, что особенно важно, – различных практических методов и форм реализации вероисповедной политики государства.
Нарком Д.И. Курский весьма внимательно относился к поступающей корреспонденции по вопросам религии и церкви, как и к непосредственным поручениям Ленина. Практически все они в обязательном порядке рассматривались на заседаниях Коллегии Наркомюста, где и определялся непосредственный исполнитель и сроки рассмотрения обращений[246].
…По завершении второй сессии Поместного собора патриарху Тихону удалось совершить пастырскую поездку в Петроград. Она продолжалась с 5 по 16 июня.
На вокзале его ожидало многочисленное духовенство во главе с митрополитом Вениамином (Казанским). От вокзала до Александро-Невской лавры были выстроены крестные ходы от приходов. Как только показался экипаж, в котором был патриарх вместе с митрополитом Вениамином, люди бросились к экипажу, плакали, становились на колени. Святейший, благословляя всех, стоял в коляске до самой Лавры. Здесь его ожидали три епископа, около двухсот священников и более шестидесяти диаконов в облачениях.
Обращаясь к патриарху, председатель «Братства православных приходов» протоиерей Н. Рудницкий сказал о том, что братство объединяет людей, готовых на мученичество. В ответ патриарх заметил: «Русский человек вообще умеет умирать, а жить и действовать не умеет. Задача братства не в том только, чтобы воодушевлять на мучения и смерть, но и наставлять, как надо жить, указывать, чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла. Наше упование – жизнь, а не смерть и могила».
Интересно отметить, что в рядах питерского духовенства, восторженно встречавшего Тихона, были почти все будущие главари обновленчества – священники Александр Введенский, Александр Боярский, Владимир Красницкий, Николай Платонов.
Патриарх совершил в Петрограде несколько богослужений – в Исаакиевском и Казанском соборах, в Александро-Невской лавре и Иоанновском монастыре, участвовал в крестном ходе, посетил свою alma mater – Духовную академию.
Целый день – 15 июня – патриарх уделил посещению Кронштадта, памятных мест, связанных с жизнью и служением о. Иоанна Кронштадтского. На кронштадтской пристани патриарха Тихона, митрополита Вениамина и лиц, их сопровождавших, ожидал многолюдный крестный ход, вместе с которым Тихон направился к Андреевскому собору.
17 июня патриарх Тихон вернулся в Москву.
Митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (Казанский). 1918
[Из архива автора]
Протоиерей Иоанн Кронштадтский (Сергиев). Конец XIX в.
[Из архива автора]
Андреевский собор. Кронштадт. Начало XX в.
[Из архива автора]
Завершение работы поместного собора (третья сессия, 2 июля – 2 °cентября 1918)
2 июля 1918 г. начала работу третья сессия Собора. Собралось всего 150 человек, из них лишь 16 епископов[247]. Поскольку к этому времени здание Московской духовной семинарии было национализировано и там проживали делегаты V Всероссийского съезда Советов, то участников Собора разместили при московских церквах и монастырях. Соборные заседания проводились либо в Епархиальном доме, либо на Троицком подворье, где располагались патриарх и органы высшего церковного управления.
Предполагалось, что внимание соборян будет сосредоточено на вопросах организационно-административного порядка и устройства церкви, ее финансово-хозяйственной деятельности. Среди них: о временном Высшем церковном управлении на Украине, об устройстве Варшавской епархии, о церковных округах, об учреждении новых епархий
