и схватил за волосы, а потом хлестнул по щекам, приводя в чувство.
— Зачем? — прошипел княжич. — Битва в селе была уже проиграна. Зачем вы напали на тыловой лагерь?
Пленник молчал, но одного взгляда Ярослава хватило, чтобы его воля сломалась.
— Приказ… — прохрипел он. — Когда стало ясно, что мы проиграли… Князь Глеб велел… не уходить с пустыми руками. Он сказал… он сказал, что повар стоит больше, чем это проклятое село. Он приказал взять его. Живым.
Ярослав медленно разжал пальцы. Он посмотрел на освобожденное, дымящееся село, затем на меня, на своих раненых воинов. Его триумф, завоеванный в жестокой битве, на глазах угасал.
— Предатель, — выдохнул он, и от этого слова у меня по спине пробежал мороз. — Он рассказал им, кто ты. Рассказал о твоей ценности. Только он не знал, что ты пойдешь с нами в поход. Это объясняет, почему Морозов послал за тобой отряд.
Ярослав медленно подошел ко мне. Он коснулся моей перевязанной руки, и его взгляд потяжелел.
— Раньше это была война за землю. За честь рода, — сказал он, и его голос был тихим, но от этого еще более страшным. — Теперь это — личное. Я не дам им забрать моего друга.
Он выиграл битву за Заречье. Но я понял, что настоящая война, личная, беспощадная война Ярослава, только что началась.
Глава 24
Мы собрали наш разбитый лагерь, уложили котелки. Воины с шутками и смехом собирали трофеи с полутора десятков убитых вражеских дружинников.
— Выбирай себе трофей, знахарь, — хлопнул меня по плечу Борислав. — Даем тебе выбор первому.
Я отказываться даже не стал. Во-первых, это было бы неуместно. Мне уважение оказали, а я отказываюсь. Во-вторых, воевать тесаком мне не очень понравилось. Я осмотрел трофейное оружие и броню, и выбрал себе увесистый чекан с коротким древком.
Игнат, которому я как раз только что перед тем как выбрать перевязывал руку, одобрительно присвистнул: — Кровожаден наш знахарь! — воины вокруг дружно засмеялись.
— Так я же мясо отбивать для котлет! — наигранно возмутился я, вызвав еще больше смеха.
Напряжение боя окончательно сошло, уступив место пьянящей эйфории победы.
Собравшись, мы отправились в Заречье. Воины громко переговаривались, хвастаясь своими подвигами в бою, и тащили за собой трофейное оружие.
Когда мы вошли в село, атмосфера не стала тише. Воины освободили сельчан и уже собирали тела павших вражеских воинов. Это была наша земля, и мы вернулись.
Первым делом нужно было заняться ранеными. Ярослав громко крикнул:
— Всех раненых — в дом старосты! — его голос прозвучал властно и четко. — Живо! Сделаем там лекарские палаты! Игнат, проследи!
Пока воины выполняли приказ, я подошел к княжичу. Моя левая рука висела на грубой перевязи, и тупая, ноющая боль не давала забыть о нашем собственном бое.
— Я займусь ими, — сказал я.
— Ты сам ранен, Алексей, — нахмурился он.
— Ничего страшного. С помощниками работать я могу и одной рукой, — ответил я.
Дом старосты, еще недавно бывший штабом врага, теперь превратился в полевой лазарет. Я вошел внутрь, осмотрелся:
— Мне нужны помощники, — сказал я громко, обращаясь к освобожденным жителям села, которые сбились в кучку у входа. — Все, кто умеет врачевать.
Из толпы вышла пожилая, сухонькая старушка с цепким, пронзительным взглядом. Она окинула меня с головы до ног, и в ее взгляде читалось откровенное недоверие.
— И что ты смыслишь в ранах, мальчишка? — прошамкала она. — Я тут сорок лет людей лечу, а ты от роду два вершка.
Я не стал с ней спорить. Показал ей свою перевязанную руку.
— Вы правы, матушка, поэтому мне и нужна ваша помощь. Вы лучше меня знаете, как раны чистить и кости вправлять. Займитесь этим. А я… я сварю для наших воинов то, что вернет им силы и не даст хвори пристать к ранам.
Она удивленно посмотрела на меня. Такое признание ее компетенции и четкое разделение труда было для нее в новинку. Она молча кивнула и властно крикнула нескольким женщинам, чтобы те шли помогать ей.
Импровизированные лекарские палаты разделилиись на два крыла. В одном баба Фрося, так звали старушку, и освобожденные женщины, используя свой многолетний опыт, принялись за перевязки. А я, в другом углу, организовал свою «алхимическую кухню».
— Мне нужны травы! — обратился я к жителям. — Самые сильные, что у вас есть! То, что кровь гонит, жар снимает и гной вытягивает!
Через несколько минут деревенские мальчишки притащили целую гору пучков, принесенных со всех дворов. Крапива, ромашка, кора ивы… Обычные, деревенские средства. Я, используя [Анализ Ингредиентов], быстро перебирал их. Они были хороши, но я видел, что их силы не хватит для тяжелых, рваных ран от боевых топоров.
Тогда я подошел к своей походной сумке, которую Борислав принес из лагеря, и достал оттуда небольшой кожаный сверток. Это был мой личный, неприкосновенный запас.
Внутри, на мягкой ткани, лежало несколько маленьких, запечатанных воском глиняных флакончиков. Это были концентрированные эссенции, которые я приготовил еще в крепости на случай крайней нужды.
Я велел поставить на огонь котел с чистой водой. Пока она грелась, начал священнодействие.
— Сначала — самое грубое, — комментировал я для бабы Фроси, которая следила за каждым моим движением. — Кора ивы. Ей нужен сильный жар, чтобы она отдала свою горечь и силу.
Я бросил кору в котел, и вода вскоре забурлила. Через десять минут велел убавить огонь до слабого, едва заметного кипения.
— Теперь — листья, — я добавил в котел крапиву. — Им сильный жар повредит, поэтому будем варить на слабом.
Отвар томился еще полчаса, становясь все темнее и гуще. Наконец, я приказал снять котел с огня и только после этого бросил в горячую, но уже не кипящую воду, нежные цветки ромашки. По лазарету поплыл густой, сложный травяной дух. Мощная основа для отвара была готова.
— А теперь, — сказал я, — мы превратим это в лекарство.
Я взял один из флакончиков. Внутри была густая, темно-красная, почти черная жидкость.
— Это вытяжка из «Железного корня», — сказал я бабе Фросе. — Его сила тяжелая, как земля. Ее нужно вводить осторожно.
Я открыл флакон и, наклонив его, позволил одной-единственной, тяжелой, как капля ртути, капле упасть в центр котла. Капля пронзила толщу отвара и ударилась о дно, и
