себя, а для них.
Суровый Федот отвернулся, пряча блеснувшие в глазах слезы. Матвей смотрел на меня с таким обожанием, словно я был богом. В глазах остальных я видел не просто уважение. Я видел абсолютную, несокрушимую преданность. В этот момент я окончательно перековал их из бывших рабов в своих людей и создал команду, которая теперь пойдет за мной в любой огонь.
Тишина, наполненная эмоциями, затянулась. Я хлопнул в ладоши, слегка скривившись от боли в раненой руке, и звук получился громким и веселым.
— Ну что, герои? — на моем лице появилась широкая, почти безумная улыбка. — Раз уж мы сегодня почетные гости, негоже идти на пир с пустыми руками. Мы должны принести с собой блюдо, достойное победителей!
Они непонимающе, но с зарождающимся азартом смотрели на меня.
— Федот! — скомандовал я. — Тащите сюда самый большой стол! Матвей, бери ребят, и ваш главный трофей — из холодной кладовой! Сегодня мы покажем всему замку, что такое настоящая осенняя магия!
И кухня взорвалась деятельностью. На огромный стол, который с трудом затащили четверо, водрузили здоровенную тыкву. Огромную, ярко-оранжевую, почти идеальной круглой формы, размером с добрый котел.
Я взял свой самый большой тесак, улыбнулся команде, подошел к тыкве и одним, мощным ударом срубил с нее «крышку», ровно и аккуратно. По кухне поплыл свежий, сладковатый, чуть пряный аромат.
— А теперь — за дело! — командовал я. — Матвей, твоя команда — вычистить нашу «посудину» от семечек! Федот, на огонь самый большой казан! Будем готовить для нее наполнение!
Моя кухонная команда работала слаженно. Пока младшие поварята с хохотом выскребали из тыквы семена и волокна, на главном очаге уже кипела работа. В большой сковороде шкворчал растопленный жир. Федот бросил в него горы нашинкованного лука, и по кухне поплыл сладкий дух. Затем туда отправились куски мяса. Они шипели, покрываясь румяной корочкой.
Я добавил к мясу грибы, несколько кислых яблок, нарезанных кубиками, и заранее сваренную до полуготовности перловую крупу. Все это залил густым темным элем, добавил горсть можжевеловых ягод, тимьян и щедрую ложку меда. Начинка медленно забулькала, превращаясь в густое блюдо вкусное само по себе.
Затем началось самое интересное. Мы сняли сковороду с огня и, работая все вместе, начали начинять нашу гигантскую тыкву этим дымящимся, пряным варевом. Когда она была наполнена до краев, я накрыл ее срезанной «крышкой» и запечатал стык пресным тестом.
— А теперь, — сказал я, — осталось ее запечь.
Федот посмотрел на меня с сомнением.
— Знахарь, она же сгорит сверху, а внутри сырой останется. Слишком большая. Жар ее неравномерно возьмет.
— А мы его заставим, Федот, — я улыбнулся. — Мы не будем ее жечь, а построим для нее вторую, личную печь. И эту печь мы потом съедим.
Я видел на их лицах полное недоумение.
— Матвей, — скомандовал я. — Тащи сюда ржаную муку. Остальные тащите воду и побольше!
Когда ингредиенты для последнего шага подготовили, я продолжил.
— Сейчас мы приготовим самое простое, пресное тесто.
Далее мы начали смешивать в огромном корыте ржаную муку и воду, создавая огромное количество плотного, серого, липкого теста. Затем взяли наш гигантский, начиненный тыквенный «котел» и начали полностью, без единой щели, обмазывать его этим тестом, создавая толстый, герметичный панцирь.
— Вот так, — сказал я, разглаживая последний шов. — Это тесто на жару превратится в твердую корку. Оно запечатает внутри весь сок и весь пар. Тыква не сгорит. Она будет медленно и равномерно томиться в своей собственной бане, становясь невероятно нежной. А потом…
Я хитро улыбнулся. — … потом у нас будет не только тыква, но и самый вкусный хлеб, который вы когда-либо пробовали, пропитанный изнутри мясным, грибным и тыквенным соком.
Когда мы закончили, наша оранжевая красавица превратилась в огромный, серый, гладкий валун из теста.
Затем, все вместе, с помощью рычагов, мы осторожно закатили наш «валун» на огромной лопате в раскаленное жерло хлебной печи.
Когда мы отошли, я посмотрел на свою команду. Они были в муке, уставшие, но их лица светились от гордости. Мы не просто приготовили еду, а творили кулинарное чудо, проявив невиданную ими доселе смекалку. Это было лучшее начало для праздника, на который они впервые шли не как прислуга.
Мы успели еще отдохнуть и привести себя в порядок, а вечером начался пир. Это был мудрый ход. Гарнизон, одержавший первую за долгое время победу, нуждался в празднике. Нужно было поддерживать боевой дух, который мог стать нашим главным оружием в предстоящей войне.
Большой зал гудел. Столы ломились от простого, но сытного угощения — жареного мяса, хлеба, сыра. Воины, пьяные от эля и победы, горланили песни и требовали у Ярослава все новых рассказов про битву за Заречье. Они чествовали Ярослава, который сидел во главе стола рядом с отцом, и каждый раз, когда кто-то поднимал кубок за «молодого сокола», зал взрывался одобрительным ревом.
Отдельной радостью для меня в этот вечер был вид моей команды. Как я и просил, их не заставили работать. Они сидели за отдельным, почетным столом, рядом с десятниками. Неловкие, смущенные, в своей лучшей, чистой одежде, они с гордостью принимали угощения от воинов.
В самый разгар пира двери на кухню распахнулись, и по залу пронесся гул.
По моему знаку четверо воинов, пыхтя и обливаясь потом, вынесли на огромном дубовом щите наш шедевр — гигантскую тыкву, запеченную в хлебном панцире. Она была огромна, как валун.
Они водрузили ее на центральный стол, прямо перед князем. Святозар с изумлением смотрел на это кулинарное чудовище.
— Что это, знахарь? — пророкотал он.
— Это, мой князь, — ответил я, выходя вперед с большим ножом в руках, — блюдо, достойное победителей. Называется «Сердце Осени».
Я подошел к тыкве и, взяв в руки молоток, нанес по хлебной корке несколько точных, сильных ударов. Панцирь с громким треском раскололся, и изнутри, словно джинн из бутылки, вырвалось облако густого, ароматного пара. Когда пар рассеялся, все ахнули. Под твердой хлебной скорлупой скрывалась нежная янтарная мякоть тыквы, до краев наполненная дымящейся, сочной начинкой.
Я взял большой половник и зачерпнул первую порцию — нежное мясо, перловку, грибы и куски сладкой, тающей во рту тыквенной мякоти, пропитанной мясным соком. Эту первую, «княжескую» порцию я поставил перед Святозаром.
Он молча взял ложку, попробовал. Медленно прожевал. Затем его суровое лицо расслабилось, и на нем появилось выражение удовольствия. Он даже глаза прикрыл.
— Боги… —
