разрушить вековые устои религии, спустить с цепи дикие страсти и даровать вселенной
рай, а в сущности
ад кромешный, даровать еще
свободу, а на деле
необузданный произвол, т. е. полный разгул мысли, чувства, воли и тела человеческого.
Мечтают и верят безумцы, что уже сочтены дни Христовой религии и Церкви. Но Христос Господь долготерпит людскому неразумию и грубости, жалеет и не перестает благословлять вселенную Своей благодатью, призывая всех к покаянию и вечной жизни под руководством св. Церкви, которая все продолжает стоять и сиять среди житейского моря, как спасительный маяк, для гибнущих в суете сует. Еще имеются на земле у Господа тысячи тысяч смиренных и верных рабов Его, членов св. Церкви, которые не преклонили коленей перед Ваалом.
Замечтался я, а сам все хлопочу, бегаю. Нужно скорее кончать. Из-за полотна железной дороги уже доносятся звуки музыки; слышу мой любимый марш. Идет пехотный полк: впереди несут большое знамя с крестом и играют этот марш, грустный такой. Услышал я его, и замерло сердце. Едва удержался я от слез, когда вспомнился при этом один из дней страшного боя у Шахе. Тогда я видел это же знамя идущим в бой. Так же, как и сейчас, среди рева только не бури, а канонады заслышал я звуки этого марша. Накрапывал дождь, солнца не было видно. Природа грустила, что живая. Смотрю… Колышется знамя, а за ним стройно, сомкнутыми рядами, в ногу идет славный полк. Куда? В атаку, на новую Голгофу… Странное чувство тогда вдруг наполнило душу мою: и грустно было на сердце, и вместе с тем так страшно тянуло слиться с воинами, этими мучениками, в один организм, вмешаться в их ряды и идти туда, откуда, может быть, думал я, уже не будет возврата.
И вот эти звуки сегодня снова донеслись до меня: снова воскресли в памяти ужасные сентябрьские и октябрьские дни, и снова пред глазами это знамя. Оно уже окружено теперь героями, георгиевскими кавалерами, и вместе с ними стало пред иконою Христа засвидетельствовать верность воинов присяге, долгу, воздать благодарение Господу, помогшему им быть мужественными, терпеливыми.
Да ведь Бог мог не допустить войны? Мог, но Он попустил этот страшный суд земной, и мы должны, подобно св. Победоносцу Георгию, хотя бы умереть, но честно выполнить долг наш. Хватит еще в вечности времени, когда откроются причины всех причин: откроется тогда и причина, почему Господь попустил эту войну. А теперь: Господи Иисусе Христе, спасай нас! Пресвятая Богородица, помогай нам! Св. Георгий, молитвами твоими поддержи в нас веру и верность Богу, царю и отечеству даже до смерти!
Со всех сторон несутся звуки музыки. Идут полки за полками, кроме дежурных частей, что занимают окопы. Собираются к церкви знамена и штандарты, причем у каждого знаменоносца и штандартного унтер-офицера на груди св. икона, благословение Государя и августейших шефов. Пришли пять священников, и молебствие началось. Служили «по-скору». Затем парад войскам: сначала шли георгиевские кавалеры всего корпуса, за ними полки. Величественное было зрелище. С парада «кавалеров» пригласили в барак у станции Суютуня и угостили обедом. А мы поскорее опять за работу: разобрали и уложили церковь. Я порядочно прозяб, и потому домой пошел пешком, чтобы разогреться.
Вечером во время прогулки встретил целый батальон запасных. Идут на пополнение 3-й дивизии. Я вмешался в ряды: хотелось проверить состояние их духа. Ведь пишут, что они угнетены. Оказалось обратное: бодро шагают, шутят между собой.
С удовольствием я с ними прошелся. На дороге вели разговоры о прошлом урожае, о войне, о японце. Высказывались пожелания «хоть бы к весне-то его прикончить и к рабочей поре домой оборотиться». Как-то легче, бодрее стало на душе, поговорив с ними.
28–30 ноября
Входит рано утром Ксенофонт и говорит мне потихоньку:
– «Батюшка! Полежите еще, погрейтесь. Сегодня очень холодно: 18° мороза».
– «А ветер есть?», – спрашиваю.
– «Нет, тихо», – отвечает.
– «Тогда скажи Михаилу, чтобы известил всех: будет молебен в 10 часов. Бог даст, как-нибудь отслужим, ведь сегодня воскресенье».
Встали. Я вышел на улицу, иду к саперным землянкам. Там живут некоторые из особенно мной любимых солдатиков; хочу сам сказать им о молебне; они всегда так рады бывают. Нарочно выбираю места, где снежок: так приятно хрустит он под ногами, а, главное, напоминает о прошлом… Как я любил гулять зимой в моем садике! Ну, довольно…
Однако мороз сильно хватает за уши. Что-то в суете мои саперы. Спрашиваю унтер-офицера.
– «Прощайте, батюшка, с грустью говорит он: уходим; нас переводят на другое место. Очень даже прискорбно: привыкли мы к Вам».
Да, по правде сказать, и мне страшно грустно с ними расстаться; ведь 3 месяца мы были вместе, и они особенно усердно посещали наши богослужения.
Подходит под благословение солдатик Авраменко, вынимает из-за пазухи самодельную деревянную ложку, на конце которой отлично вырезана рука, сложенная для крестного знамени, подает мне и говорит:
– «Возьмите, батюшка, на память от меня эту ложечку. Сам сработал здесь. Я давно хотел ее подарить Вам, да все не смел, а теперь вот уходим».
С великой радостью взял я этот дорогой для меня подарок и думаю, чем бы отдарить этого милого солдатика за его любовь. Вспомнил, что у меня есть шнурочек аршина в полтора длиной, сплетенный мною на рогульке из шелка в теплые деньки. Сейчас же принес и подарил его Авраменко. Он в восторге. Одним словом, мы остались друг другом довольны. Благословил я друзей сапер, простился и пошел на обычное наше место служить молебен.
Солдаты уже пришли. Я велел надеть на головы шлемы; и начали молиться. Хотя солнышко и ярко светило и даже немного грело, но все-таки мороз сильно беспокоил; ни разу так холодно не было во время службы.
Колебался, говорить ли проповедь. Но затем решился в том соображении, что, если пятью минутами дольше постоять, авось, еще не замерзнем. Посему в конце молебна немного побеседовал на Евангелие о званых на вечерю.
Применяя к нам эту притчу, просил слушателей вспомнить, что Царь наш Небесный и Отец приготовил для всех людей царский пир в Своих чертогах, т. е. вечное, по общем воскресении и суде, блаженство в царстве Своем, и через совесть человеческую, патриархов, пророков, закон, наконец через Сына Своего Иисуса Христа и Его Церковь зовет всех людей на это вечное блаженство. Когда все будет уже готово и люди воскреснут, то окажется, что все приглашены Господом на Его вечный пир, но не все войдут. Что же помешает?
Много причин найдется тогда у людей, которые не пустят их в
