чисто мирских наслаждениях, что опьяняют духовно-телесное существо человека на малое время, чтобы потом еще больше ввергнуть его в расстройство и тоску.
Посему я просил слушателей энергично и радостно продолжать свой честный труд, крепко держась св. веры и Церкви, и в утешение себе искать только чистых святых наслаждений.
Окончилось богослужение. Убрали все и поспешили подкрепиться пищею, так как нужно было скорее возвратиться в свою деревню: в 5 часов вечера назначена была всенощная в фанзе у ген. Степанова.
Только в 8 часов окончили мы с Михаилом сегодняшние труды, и я водворился на своем кане на отдых.
6–9 декабря
Рано-рано встал. Сегодня предстоит сделать многое: дай, Бог, успеть! Погода прекрасная, солнечная, но мороз основательный.
В 8.30 утра я уже служил на огороде молебен для 1-го и 4-го эскадронов. Едва отслужили: так холодно было! Проповеди не говорил: немыслимо.
Прямо с огорода мы с Михаилом пошли служить молебен в фанзу к бригадному генералу Степанову: он именинник, и кроме того в управлении нашей 2-й отдельной кавалерийской бригады годовой праздник.
Отслужили. Ксенофонт уже заложил двуколку, и мы скорей покатили в дер. Тадзеин: нужно было успеть совершить св. литургию и молебен, а оттуда проехать потом еще в 17-й саперный батальон.
В 10.30 приехали и начали устраивать фанзу. Часть ее отделили для алтаря, протянули поперек веревку и на нее повесили иконы походной церкви и царские врата. Я поставил престол и жертвенник. Получилась церковь, вероятно, очень похожая на те, что были в катакомбах. Это впечатление усиливалось еще тем, что и живопись на иконах нашей церкви древняя, и облачения на мне и престоле льняные с вытканными крестами, и закоптелая крыша фанзы выглядит черным сводом, и вокруг полумрак.
С этим настроением я и служил всю литургию. Господи, какое блаженство хоть 2 часа чувствовать себя подобным древним! Мне кажется, если бы люди с раннего детства слушали возможно больше рассказов из жизни древних христиан, святых мучеников и мучениц, а равно и читали почаще о том же: то и жизнь их была бы совершенно другой – была бы чище, святее. Ведь капля за каплей воды, падая на камень, долбит, разбивает его. Неужели же душа человеческая окажется грубее, тверже камня, когда на нее ежедневно будут падать капли воды живой? Нет. Как бы ни были дурны ее наклонности, как бы ни были гнусны ее грехи, но постоянное чтение о подвигах подобных нам людей, которые силою веры победили в себе дурное и так горячо полюбили Господа и царство Его, что в ничто вменяли все блага земной жизни и с охотой жертвовали всем, даже самой жизнью, лишь бы не лишиться сладостного общения с Богом и царства Его, чтение об этом, пребывание в этой святой атмосфере может ли пройти бесследно для человека? Конечно, нет. Все это разобьет окаменелость сердца у взрослого и не даст окаменеть и развратиться сердцу дитяти.
Помню, как в детстве трогали душу жития святых и рассказы из жизни древних, особенно мучеников. Каким-то пламенем загоралось тогда все мое существо; мысль летела туда – в колизей, ко львам, в катакомбы, к ногам этих дивных епископов, пресвитеров, мучеников, мучениц, одни имена которых после наполняли душу восторгом. А в воображении и себя уже бывало ставишь в те положения подвигов, о которых или сам прочитал, или другие рассказали. И казалось, что счастливее жизни, как жизнь этих святых, нет и не может быть другой на свете. Можно ли после этого сразу идти на грех?
Говорят, надо идти вперед и вперед, и назад оглядываться нехорошо: признак дескать отсталости. Нет, в этом отношении нужно оглянуться. Как мудры были наши предки, когда воспитание и образование детей начинали со слов: «Бог», «Богородица», «ангел», «архангел» и проч., и вместо выдуманных «детских» рассказов читали им священную историю, жития, псалтирь! Ведь душа дитяти – чистая бумага, и написанное на ней в детстве святое от многого плохого и скорбного ее потом сохранит.
Ах, если бы в теперешних христианах воскресли чувствования древних! Как интересна была бы жизнь! Ведь победить себя, устроить у себя внутри порядок, преобразить все существо свое по образу Христа – вот в чем интерес жизни! И как много могут помочь здесь пример и опыт жизни святых!
Теперь все толкуют о переделках снаружи. Да снаружи-то хотя бы и все было идеально устроено, но, если внутри человека будет грязь и расстройство, то и идеальная внешность не поможет: все разрушится. Нужно каждому внутренне преобразиться, стать истинным христианином; а внешнее тогда и без всяких переделок будет прекрасно. Преображение же это возможно только через Христа.
Счастливые древние христиане! У них не было разных толков о парламентах, выборах, сходках. Их внимание всецело занимала одна мысль, одна забота: как бы не нарушить заповеди Христа, как бы сохранить себя святым, честным, благородным и не в личной только жизни, но и в общественной. Никакие парламенты и республики сами по себе души человеческой, а, стало быть, и жизни не переделают: грязь духовная останется грязью при всяких правлениях. Эта переделка души и жизни человечества дело религии и совести, а не внешних форм жизни.
Эти самые мысли я и высказал в проповеди. Хорошо прошло служение наше; хорошо, конечно, для души. С внешней же стороны очень неприглядно; но на это никто не роптал. Слава Богу, что и так-то удалось помолиться. Одно жаль: фанза мала; поместились только все офицеры да 50– 60 солдат.
Очевидно, св. литургия, совершаемая в такой необычной обстановке, и на всех оставляла глубокое впечатление: следы душевного волнения ясно замечались на лицах молящихся.
После литургии мы вышли крестным ходом с пением «Спаси, Господи, люди Твоя» и тропаря св. Николаю из фанзы на огород, где уже были построены 4 эскадрона. Полдень. Манчжурское солнышко успело разогнать холод и пригрело так, что мы отслужили молебен с царским многолетием, не дрожа от мороза. С крестным же ходом и вернулись в фанзу-церковь.
Разоблачаю престол. Михаил и Ксенофонт хлопочут, складывают церковь, высказывая свои впечатления, а милый Николай Павлович Серебренников уже приветливо приглашает меня выпить чайку.
Сижу на кане. Кругом офицеры, поздравляют именинников, разговаривают. Как живо представились все они мне в Орле в полковом собрании среди прекрасной обстановки, на паркете! А теперь в китайской фанзе на грязном полу, но так же оживлены. Это отрадно. Денщики бегают, суетятся, ставят на стол металлические тарелки, раскладывают ножи, вилки. Именинники угощают гостей обедом. Я наскоро закусил и, не ломая, как говорят, беседы, исчез. Мне
