мы все годы нашего земного странствования провели в честном труде и покаянном воздыхании, сопровождаемом искренней борьбой с грехом, то и в таком случае ничего бы не было ненормального: такая жизнь была бы для души только несравненно полезнее, чем жизнь среди мирских удовольствий.
Но дело обстоит далеко не так. При сознании себя Божиим творением, но творением падшим, при представлении того крайнего милосердия и долготерпения, что явил и являет нам Господь, при таком-то вот положении вещей встать на колени перед пречистым ликом Господа и в горьких слезах и сердечном сокрушении излить свое раскаяние в совершенных грехах, рассказать Ему, Отцу нашему, как мы боролись со злом, как печалимся о путах греховных, дать слово исправляться, просить Его благодатной помощи и славословить Его милосердие… Да это надо испытать, и тогда, право, понятно станет, что это сокрушенное покаяние, этот плач о грехах доставляет совсем не муку, не тоску, не скуку, а, именно, отраду, успокоение, облегчение. Что, спрашивается, испытывала та грешница, что на вечери у Симона фарисея в великом сокрушении припала к ногам Спасителя, мазала их миром, обливала слезами и отирала волосами головы своей в то время, как сладчайший голос Господа говорил ей: «прощаются тебе грехи твои»? Что испытывала она в это время? Неужели тоску, уныние? О, конечно нет: великое блаженство наполнило все ее существо, когда она услышала прощающий голос Спасителя.
Да, молитва общественная и частная, когда человек, отделившись от всего чисто земного, воспарит духом к престолу Бога и там расскажет Ему все-все о себе, попросит благодати и, слившись с ангельскими хорами, воспоет «Свят, свят, свят Господь Саваоф! полны небо и земля славы Твоея», – эта молитва, соединенная с сокрушенным покаянием, доставляет душе истинное блаженство, которое и сравнить нельзя с мирскими утехами. Потому-то, испытав раз истинную отраду от молитвы и покаяния, люди уже воздерживаются от суетных наслаждений, которые их только рассеивают.
Но Господь Иисус Христос и не запрещал людям чистых невинных наслаждений, к каковым относится, напр., тихая семейная жизнь, когда для общей жизни соединяются 2 верующих существа, муж и жена, вместе трудятся, молятся, вместе приготовляют себя к вечности.
А дети? Не хватит слов выразить те чувства восторга, какие вызывает у любящих друг друга родителей появление на свет детей, этих земных ангелов.
А труды по их христианскому воспитанию? Мне известна одна мать многих детей, труженица; были времена, когда она в одно и то же время ногой качала люльку со своим спящим младенцем, руками вязала чулки для детей, глазами следила, как ее ненаглядный сынок пишет заданную страницу, а языком поправляла малютку дочку, читавшую «Отче наш». Обшить милых детей, обстирать – это тоже знали ее руки золотые. Ох, трудно ей!.. Трудно? Нет, эта мать в истинном восторге.
А как она любила вечером, особенно в субботу или воскресенье, собрать вокруг себя детей и петь вместе с мужем священные песни: «Херувимскую», «Хвалите имя Господне», «Господи, воззвах» на разные гласы, величания! Дети тоже старались своими ангельскими голосками подтянуть родителям.
Или другая картина. Вечер: мерцает лампадочка перед ликом Христа, горит своим чудным священным светом восковая свеча. И мать читает вслух акафист: она на коленях, дети вокруг нее тоже на коленочках. А после она станет рассказывать им о древних мучениках за веру, о том, как они любили Христа. Боже мой! Что же это за восторг!
Но вот пришло время: выросли все ее дети и разлетелись по разным концам земли Русской служить Богу, царю и родине. Эта мать уже одна: кажется, покой для нее настал… И что же? Часто говорила она детям:
– «Ах, как я счастлива была тогда, когда вы были малы и, как сонм ангелов, окружали меня! Какое это было блаженство! А теперь вы разлетелись»…
Конечно, это блаженство от чистой семейной жизни, и трудно понять его тем супругам и родителям, что втаптывают в грязь свои священные обязанности мужа, жены, отца, матери и продолжают творить все прежние безобразия, сдав семейные труды, заботы и детей своих на руки горничных и нянек. Но не виновато же христианство, что они лишают себя такого истинного наслаждения и меняют его на разврат, все убивающий.
А истинное дружество, зиждущееся, конечно, не на зеленом поле карточных столов, не на общих кутежах, не на коммерческих и служебных аферах? Нет, дружества, покоящегося на единении душ, убеждений, не запрещает Господь. Он даже Сам, будучи на земле, имел друзей и среди них по человечеству находил утешение. Кому же неизвестно, как в беде утешительно поделиться с друзьями горем своим, в счастье приятно разделить с ними радость свою?
Да, и это наслаждение не отнято от нас. И, если мы сами лишаем себя истинного содружества и ввергаемся в компанию развратителей, то не виноват же в этом Господь.
А искусства? О, какое высокое наслаждение может дать человеку чистое святое искусство! И этого не запретил Спаситель. Наоборот, все богослужение христианское, все обряды и установления, вся, можно сказать, жизнь Церкви – всё проникнуто самой возвышенной поэзией, искусством. Но ведь все искусства: и скульптура (ваяние), и живопись, и поэзия, и проч. могут быть так извращены, что вместо возвышения души они только унизят ее, разовьют чувственную сторону человека, похотливость. Кого же тогда винить? Господа? Христианство?
А природа? Перечислить невозможно, сколько истинного наслаждения может дать она. С блеском каких драгоценных камней можно сравнить глухой ночью луну и яркие звезды, а весенним или летним днем ясное солнышко? Или в каком дворце мы найдем такой чудной работы ковры и картины, как зеленеющие поля, как долины, покрытые свежей травой и благоуханными цветами, как горы, леса? С каким из мирских грешных удовольствий можно сравнить тот восторг, что испытывает верующий человек, когда после обычных трудов своих он выйдет под звездное небо, станет среди природы и явственно чувствует дыхание божественного Духа? А сколько интереса доставляет внимательному уму христианина каждая былинка, каждый цветочек и все в природе? Ведь они так ясно и просто говорят о мудрости, могуществе, любви и прочих свойствах Бога Творца.
Конечно, к природе можно относиться и совсем иначе. Можно ради золотого тельца безжалостно и безрассудно истреблять ее произведения, можно сквернить ее чистую развратными пикниками и прочими измышлениями человеческой греховности. Но кто же виноват в этом? Конечно, не Господь и не христианство.
Много-много и на земле существует чистых прекрасных наслаждений, которые вполне могут скрасить многотрудную и скорбную жизнь человека, ободрить его и влить в его существо новые силы, чего никак нельзя сказать о
