сама поговорю с императором. Твоя свадьба состоится в самое ближайшее время. Готовься.
Цена была назначена, сделка заключена. Свадьба в обмен на убийство. Её будущее — в обмен на жизнь сестры.
Теперь Сяофэн сидела одна в полумраке, сжимая в потной ладони шелковый мешочек с ядом, и в её сердце бушевала настоящая дилемма. Она ненавидела Тан Лань всей душой — за её происхождение, за её высокомерие, за то, что та просто существовала. Но ненавидела ли её достаточно, чтобы стать слепым орудием в руках другой, куда более могущественной и опасной ненавистницы? Чтобы навсегда запятнать свои руки сестринской кровью и навечно связать свою судьбу с императрицей, став её вечной заложницей? Или её собственные амбиции и жажда власти, её мечта затмить всех и занять подобающее место, были сильнее страха и тех жалких остатков совести, что ещё шевелились в глубине её души? Она смотрела на мешочек, и он казался ей то бесконечно тяжёлым, то невесомым, а её будущее висело на волоске этого страшного выбора.
* * *
Окно в покоях Тан Сяофэн с оглушительным грохотом распахнулось — не от порыва ветра, а от резкого, мощного движения, заставившего вздрогнуть самый воздух в комнате. Сяофэн даже не успела обернуться на звук, как сильная, железная рука в грубой перчатке схватила её за горло, с силой прижав к холодной стене.
Перед её глазами, всего в сантиметре, пылали два ярко-алых уголька, полные такой всепоглощающей злобы, что у неё мгновенно перехватило дыхание. Она судорожно попыталась понять, кто это, и в полумраке, в искажённом яростью лице, с трудом узнала черты стража Тан Лань — Лу Синя. Но это был не тот молчаливый, сдержанный страж, чью спину она видела. Это был демон, явившийся из самых тёмных кошмаров. Мысль пронеслась в её голове, парализуя её ледяным страхом.
Её пальцы разжались сами собой. Злополучный шелковый мешочек выскользнул из её ослабевшей ладони и беззвучно упал на мягкий, густой ковёр, будто и не содержал в себе смертельной угрозы.
Лу Синь не изрёк ни слова. Он стоял недвижимо, и взгляд его, тяжёлый и пронзительный, будто отточенный клинок, вонзался в самую душу Сяофэн. И в глубине этих очей она прозрела не одну лишь слепую ярость — но холодное, всеобъемлющее знание, от которого кровь стыла в жилах. И тогда он заговорил, и голос его, низкий и скрипучий, был подобен скрежету камня о камень в подземных склепах.
— Помнишь Лу Яо… — не спросил, а прошипел он, и каждый слог был подобен капле яда. — Мою сестру. Помнишь, как жизнь покинула её на твоей службе?
Сяофэн затряслась, будно тронутая морозным ветром тростник. Глаза её, полные беспредельного ужаса, расширились, отражая приближающуюся погибель. Она попыталась что-то изречь — оправдание, отрицание, мольбу, — но из перехваченного горестью горла вырвался лишь бессильный, клокочущий хрип.
Он швырнул её на пол. Она рухнула на узорчатый паркет, больно ударившись хрупким плечом, и откатилась к подножию резного ложа — униженная, беспомощная, разбитая.
Сяофэн отползала по паркету, её спину обжигала резьба массивной ножки кровати. Отступать было некуда. Перед ней нависала не человеческая фигура, а воплощение самой мести, искажённой демонической силой.
— Нет… Пожалуйста… — её голос сорвался на визгливый шёпот, больше похожий на предсмертный хрип. — Я не хотела! Клянусь, я не желала её смерти!
Она пыталась встретиться с ним взглядом, но не могла вынести того, что виделось в его очах. Глаза Лу Синя пылали алым пламенем, холодная, безраздельная власть существа, что давно переступило грань смертного. Он не был человеком. Он был воплощённым кошмаром.
— Я лишь… лишь приказала её наказать! — слезами и словами она пыталась выстроить хлипкую стену между собой и надвигающимся ужасом. — Выпороть за ослушание! Но служанки… они переусердствовали! Я не отдавала приказа убивать! Она была слаба… она не вынесла! Это несчастный случай!
Каждое её слово замирало в ледяном воздухе комнаты, разбиваясь о каменную, непроницаемую маску его лица. Алые глаза, горящие в полумраке… не мигали, словно видя не её лицо, а саму душу, выворачивая наизнанку каждую ложь, каждый трусливый помысел.
Она увидела, как его пальцы сжались, и по телу её пробежала новая волна парализующего страха. Она понимала — он не слушает её оправданий. Он уже всё знал. Ещё до того, как переступил порог этой комнаты. Он пришёл не за объяснениями, а за воздаянием. И никакие слёзы не смогут погасить адское пламя в глазах того, кто явился из самого сердца тьмы, чтобы взыскать долг кровью.
Ужас сковал её внутренности ледяными тисками. Она была абсолютно уверена — смерть стоит перед ней в облике этого человека. Он убьёт её. Ради сестры? Ради той жалкой Лу Яо? Или…
В мозгу, затуманенном паникой, пронеслась внезапная, обжигающая догадка. Тан Лань. Это она! Это явно сестра подослала своего личного стражника, чтобы он прикончил её.
Мысли путались, сердце бешено колотилось, выстукивая похоронный марш. Она видела, как его рука сжимается в кулак, и инстинкт самосохранения заставил её выкрикнуть первое, что пришло в голову — другую старую, покрытую пылью вину.
— Я не толкала её в озеро! — её голос сорвался на пронзительный, почти безумный крик, больше похожий на вопль затравленного зверька. — Поверь мне, Лу Синь, клянусь своим духом, не я это сделала!
Она беспомощно потянулась к нему, пытаясь ухватиться за грубый край его ханьфу, всё ещё распластанная на коленях, залитая слезами и собственным унижением. Её пальцы дрожали.
— Это Мэйлинь! — выдохнула она, сбрасывая с себя вину, как грешную кожу. — Это Мэйлинь её толкнула! Она всё подстроила!
И тут произошло нечто неожиданное. Яростный демон в облике Лу Синя замер. Алое пламя в его глазах, что секунду назад готово было испепелить её на месте, словно бы потускнело, уступив место холодной, пронзительной мысли. Его взгляд, ещё мгновение назад устремлённый сквозь неё, теперь сфокусировался где-то в пустоте, будто он проводил молниеносные вычисления в глубине своего сознания.
— Мэйлинь… — повторил он её имя. Его голос, прежде грохотавший, как подземный гром, теперь понизился до едва слышного, задумчивого шёпота. В нём не было прощения. Не было снисхождения. Была лишь тихая, леденящая душу переоценка обстоятельств. Казалось, он впервые увидел на шахматной доске эту фигуру.
Тишина, повисшая в комнате, стала ещё более гнетущей.
Лу Синь медленно склонился, приблизившись к ее искаженному гримасе ужаса лицу. Его дыхание было холодным, как зимний ветер.
— Сяофэн, — произнес он, и каждый звук падал, как капля ледяной воды на раскаленный металл. — Я ненавижу весь ваш проклятый род Тан. И чем глубже я погружаюсь в зловонные
