и по дороге звонить, писать и думать.
Через час я сидел напротив клиента в «Матросской Тишине».
– Почему вы не сказали мне, что вы еще и гражданин России?
– Вы не спрашивали. Я получил гражданство в конце девяностых. А что это меняет?
– Многое. Иностранный паспорт мне мог принести иностранец, прислать с курьером, по почте, в конце концов. Но там у вас регистрация, и федералы нагрянут немедленно с обыском по этому адресу. Сколько человек там зарегистрировано? Двадцать? Сто? Сто двадцать? Только не врите мне – это важно.
– Не знаю сколько. Много, наверное.
– Я сейчас продиктую вам текст заявления, из которого будет следовать, что при вашем задержании с вами очень плохо обращались, документы вы оставили в этот вечер дома, а так как по натуре вы человек обидчивый и гордый, то вы и замкнулись в себе и ничего никому не говорили все это время. Теперь вы разрешаете следствию изъять ваш паспорт по известному адресу. Вы сами предупредите, чтобы в квартире никого и ничего не было?
– Да, сам. Я об обыске в квартире не подумал. Я там был-то всего один или два раза. Диктуйте. И скажите мне, когда я выйду?
– Как только вы напишете заявление, я тут же поеду к следователю. Вы согласны? Дальше все решится за три-четыре рабочих дня, я полагаю. И все. Так мне сразу ехать?
– Да, конечно.
– И последнее на сегодня. Мой гонорар готов? После вашего выхода на свободу он мне будет нужен в этот же вечер. Хорошее быстро забывается. Поэтому не будем откладывать до лучших времен час расплаты.
– Все готово. В этот же вечер? Пусть будет так. А пока диктуйте заявление и уходите.
– Он не позвонит?
– Исключено. Охранник, который одалживал Вигену телефон, еще два часа назад плохо себя почувствовал и уехал к врачу. Никаким другим образом ваш клиент доступ к телефону не получит.
– Вы помните, что время пошло? У вас три дня, чтобы все проверить. В четверг он выйдет на свободу.
– Как жаль, Александр Андреевич, что вы не мой подчиненный. Я бы так вас сейчас послал за ваше занудство. Да, все готово.
– Насмешили. Никогда не был ничьим подчиненным. Но послать можете. Мне все равно.
Мы разъединились. Впереди, как я думал, маячили три бессонные ночи. Ничего подобного. Я спал как сурок в норке. С видом на Москву-реку, но это уже детали.
Копию документа об освобождении я передал ему лично. Оригинал уже лежал на столе у начальника изолятора. Было начало двенадцатого.
– По правилам изолятора, чтобы покинуть этот гостеприимный дом, вам следует заполнить определенный «бегунок». Там наличествуют такие пункты, как отсутствие задолженности в ларьке, библиотеке… и еще что-то, о чем я понятия не имею. Это внутренняя бумага, с которой я никогда не сталкивался. К вашему сведению, ваша фамилия и паспортные данные со вчерашнего дня значатся в здешнем деле, так что вас выпустят согласно всем правилам. Я больше вам не нужен. Вечером жду гонорар в офисе.
– Подождите, Александр. Здесь… так получилось, что я лишился доступа к телефону. А мне обязательно надо предупредить кое-кого, что я сегодня выхожу. Вам же тоже не разрешено проносить сюда мобильники? Я сейчас продиктую вам номер, когда выйдете, наберете, звать никого не надо. Просто человеку, который ответит, надо сказать одну фразу: «Я адвокат Добровинский, мой клиент освобождается сегодня». И все.
Действительно, кажется, все. История моего знакомства и общения с Вигеном подходит к концу. Говорят, что месть должна быть холодной. Мне было все равно, какой она должна была быть. Но есть вещи, которые не прощают. Ради тех, кого нет. И еще ради тех, кто живет.
…Час спустя я ехал по Пресненской набережной в своем стареньком, но по-прежнему очень красивом кабриолете. Сбоку в лучах солнца сверкали стекла небоскребов нашего Сити.
Это была настоящая Новая Москва.
Бельгийская история подделок, потрясшая в свое время весь антикварный и музейный мир, получила неожиданное продолжение. Отсидев в тюрьме Королевства почти два года, господин Топоровский вышел на свободу. Как я уже писал, все его работы, находящиеся в музее и у него дома, были арестованы полицией и изъяты по описи. Однако, как ни странно, никто не берется доказать, что сотни полотен, принадлежащих этому господину, – подделки. Причина проста: чтобы провести химическую и художественную экспертизу, у полиции Бельгии просто нет средств. В Западной Европе подобные изыскания стоят бешеных денег. Ситуация находится в подвешенном состоянии, и выхода из нее пока никто не видит. Правда, снова возник организатор художественного промысла и руководитель артели художников, столь качественно разработавших новую волну русского авангарда, – тот самый Жора. Он в настоящий момент требует еще двести тысяч долларов США, угрожая полностью поменять свою позицию. Не знаю, к чему это приведет, но Топоровский может и перекупить негодяя вместе с его показаниями. Какие же все в этой истории милейшие и честные люди…
Как говорит один мой знакомый: «Икона очень редкая и старая, скорее всего, XIV век, может быть, начало XV века. При желании точную дату можно выяснить у автора. Он еще жив».
Что же касается моей идеи с банком отпечатков пальцев художников, то я в итоге получил понимание того, что происходит. За ужином в московском ресторане «Большой» обожаемая мной Зельфира Трегулова растолковала мне, что происходит. Дело в том, что в случае и если такой банк данных будет собран, больше половины музейных коллекций во всем мире придется… придется просто выбросить на свалку. В каждом таком собрании, которое кичится своими шедеврами, находится до пятидесяти процентов копий. Старых и новых, красивых и известных, хороших и не очень. Копий, подделок и даже изобретенных никогда не существовавших авторских работ. Называйте как хотите. Вот и все. Впрочем, любой обман рано или поздно всплывает наружу.
Надо подождать сто, двести лет. Или больше? Подождем. Я подожду.
Вигена, а я по-прежнему так его называю, арестовали, когда он садился в автомобиль, прибывший его встречать к дверям «Матросской Тишины». Водитель и пассажир были также задержаны. За углом люди с оружием и в масках положили на асфальт еще троих человек, за которыми было установлено наблюдение несколько дней назад. Группа поддержки их товарища оказалась явно лишней.
Вигену было предъявлено обвинение в убийстве гражданина Узбекистана Рашидова. Получив согласие родственников, за несколько дней до моей встречи на стадионе «Динамо» была проведена эксгумация тела, в котором врачи обнаружили следы то ли цианистого калия, то ли еще чего-то. Яд, очевидно, был введен быстрым уколом в том самом
