Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она всегда улыбалась. Очень стойкая2.
Анна, которая сейчас живет за городом с двумя грозными сторожевыми собаками и кошкой с клещами, мотается туда-сюда, пока мы разговариваем, и вспоминает историю из своего детства, которая проливает свет на личность Рахваловой. Во время оккупации мать дала Анне последние деньги, чтобы купить молока. Однако по пути в магазин Анна увидела очень худую маленькую кошечку.
– Я отдала хозяйке кошки деньги, взяла ее и вернулась домой. Когда мама открыла дверь, я сказала: «Мамочка…» Она посмотрела на меня и спросила: «Так теперь у тебя есть кошка?» И мы обе рассмеялись3.
Рахваловой довелось побывать в нескольких разных тюрьмах и лагерях. На тюремных фотографиях, сделанных в 1951 году, у нее сильное лицо, тяжелые черты, длинная голова, красивый профиль, темные волосы длиной до плеч, собранные в косу с повязкой, и круги под глазами. На ее фотографии из Аушвица, сделанной в 1942 году, у Рахваловой неровно обрезанные волосы длиной около пары сантиметров, полосатая тюремная униформа; на другом снимке – прямой и вызывающий взгляд в объектив камеры, как у Марии Мандель на ее последующей фотографии в Монтелюпихе.
Хотя Станислава родом из Львова, она вышла замуж за офицера польской армии по имени Зигмунт Рахваль и переехала в Краков. От этого брака родились две дочери. После начала войны Зигмунта депортировали в Сибирь, где он умер от туберкулеза. Станислава стала активно участвовать в городском подпольном движении в качестве курьера, используя различные псевдонимы. Ее дважды арестовывали, сначала в 1941 году, после чего она отбыла короткий срок в Монтелюпихе, а затем снова в октябре 1942 года, когда ее отправили в Аушвиц-Биркенау4.
Когда Рахвалова прибыла туда в 1942 году, условия содержания были крайне суровыми. Она пережила трудный карантинный период в переполненном бараке, кишащем паразитами, без вентиляции и отопления, с жестокими утренними перекличками. Из-за ужасных условий спать было невозможно, поэтому заключенные проводили целые ночи, сидя без сна5. После окончания карантина Рахвалову назначали на различные изнурительные работы на свежем воздухе. В конце концов благодаря силе своей личности, а также знанию французского и немецкого языков Станислава заняла высокую должность, контролируя поступление и регистрацию новых заключенных в лагере.
Данута Мосевич-Микусова вспоминает доброту Рахваловой, когда попала в лагерь.
– Рахвалова сказала мне, что самое страшное время, когда ты прибываешь в Аушвиц, – это первые семь недель, потому что это период карантина, и именно тогда ты остаешься во вшивых бараках.
Допросив ее, Рахвалова сделала запись, что Данута отлично владеет языками, и сказала ей: «Потерпите первые семь недель, а потом мы постараемся вас куда-нибудь пристроить»6. Данута отметила, что, когда приходили еврейские женщины, Рахвалова не записывала их.
– Если они не выглядели как еврейки, она не записывала их как евреек. Рахвалова была исключительно смелой!7
Станислава также начала налаживать связи с лагерным подпольем8.
Ее фигура служила своего рода заменой матери для молодых женщин; Станислава поднимала им настроение, рассказывая сказочные истории, которые позволяли им отвлечься от повседневных реалий их жизни. В уединении она оплакивала разлуку со своими дочерьми, которые едва выживали за пределами лагеря. Благодаря своим связям Рахвалова могла отправлять и получать письма от своих дочерей, несколько из которых существуют и по сей день. Анна вспоминает, что, хотя некоторые из писем подвергались цензуре, они все же доходили до нее.
– Я не знаю, как она это делала, но когда лагерь опустел, она вынесла наши письма с собой. В письмах говорилось: «Я здорова, я справляюсь, я вас очень люблю»9.
В январе 1945 года Рахвалова была эвакуирована из Биркенау в Равенсбрюк, затем в другой лагерь, а в мае окончательно освобождена10.
Вернувшись в Краков, Станислава продолжила свою подпольную деятельность в различных антикоммунистических организациях. Теперь она взяла себе псевдоним Зигмунт, в знак уважения к своему погибшему мужу. Ее целью был сбор информации об армейской, политической и другой разведке, а также личных данных о членах партии и функционерах тайной полиции. В одном из рукописных документов того периода Рахвалова значится бесспорным лидером и центром большой паутины подпольных контактов11.
Станислава была вновь арестована в октябре 1946 года, заключена в тюрьму в Монтелюпихе, дважды предстала перед судом и в декабре 1947 года была приговорена к смертной казни. Через несколько месяцев приговор был заменен на пожизненное заключение.
В своих письменных воспоминаниях Рахвалова утверждает, что мечтой каждого заключенного в лагере было однажды увидеть своих преследователей за решеткой и униженными12. Позже ее мечта исполнилась совершенно неожиданным образом, когда она встретила свою бывшую надзирательницу Марию Мандель именно в таком положении – на четвереньках, моющую стены тюрьмы.
Рахвалова боролась с жаждой мести и с воспоминаниями о жестокости Мандель в лагерях. Мария сразу же узнала Станиславу и, казалось, съежилась от ее взгляда. Станислава призналась: «Я перестала быть заключенной, которая должна была соблюдать тюремные правила, я была узницей концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, а женщины передо мной были эсэсовками, нашими угнетательницами, убийцами. Плотину прорвало, и мои слова понеслись, как лавина; злые, жестокие, грубые, хамские, те, с которыми к нам обращались в лагере по любому поводу»13.
Рахвалову иногда брали присоединиться к немецким женщинам во время физических упражнений, и она отмечала, что Мария ходила на прогулки отдельно, в стороне от них. «Она шла быстро, заложив руки за спину, низко опустив голову, с насупленными бровями. Со времен Аушвица от ее красоты почти не осталось и следа. Только волосы у нее по-прежнему были золотистые, глаза большие и голубые, хотя в ее взгляде не было прежней Мандель; была какая-то грусть и постоянное выражение удивления, которое появлялось, стоило ей взглянуть на меня»14.
Когда Рахваловой вынесли смертный приговор и перевели на этаж выше, она «в одиночестве ожидала милосердия или смерти». Мандель и Тереза Брандль были размещены по соседству. Для Рахваловой соседство с Мандель и Брандль было тяжелым, поскольку она чувствовала их беспокойство за стеной. «Я могла рассчитывать на помилование, а они, скорее всего, нет. Оставалась только общая судьба, общее ожидание»15. Рахвалова также считала, что ее присутствие по соседству добавляло Марии пищи для размышлений над ее поступками и судьбой. Она слышала, как Мария вышагивала взад-вперед, взад-вперед, целый день.
Однажды днем Рахвалову вместе с Мандель и Брандль повели мыться в тюремную душевую. Они прошли перед ней и заняли места в душевых в противоположном
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Историческое подготовление Октября. Часть II: От Октября до Бреста - Лев Троцкий - Публицистика
- Загадки, тайны, память, восхищенье… - Борис Мандель - Биографии и Мемуары
- 22 июня. Черный день календаря - Алексей Исаев - Биографии и Мемуары
- Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Мано Зиглер - Биографии и Мемуары
- Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий - Прочая документальная литература
- Дневник; 2 апреля - 3 октября 1837 г; Кавказ - Николай Симановский - Биографии и Мемуары
- Газета Завтра 221 (60 1998) - Газета Завтра - Публицистика
- Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола (1962–1987) - Кеннет Голдсмит - Публицистика
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика