доске, но меня окрикивает инструктор, я даже не запомнила его имя.
– Аделиночка, нужно надеть жилет, – он хватает его с земли и расправляет, приглашая продеть в него руки. – Но вы не переживайте, я вас спасу, если вы вдруг упадете в воду.
Я смотрю не на спасателя, хоть и позволяю ему со мной флиртовать. А на Макса. Он ревнует, его выдают сжатые губы и огромные кулаки, от силы сжатия которых даже костяшки стали бледными. И, вполне вероятно, помня о его несдержанности и импульсивности, кое-кто сейчас получит. Мне нужно срочно что-то придумать, чтобы Макс не стал отрабатывать на нем боксерские удары при детях.
– Я сам, – мой любимый Хищник одним взглядом заставляет соперника поджать хвост и отойти, позволив настоящему альфачу застегнуть на мне жилет. – Мне можно и без повода. Всегда. Я запомнил.
Он притягивает меня за жилет к себе и целует на глазах у всего лагеря. Собственнически. Дерзко. Вызывающе. Ошеломляюще. Возбуждающе.
Я едва успеваю охнуть от неожиданности и повисаю в его руках, которые по-прежнему держат меня через жилет. Его язык. Он дрессирует меня и заставляет вилять хвостиком, как домашний песик, выпрашивая добавку. Еще. Хочу еще. От замурованного холодом и стужей льда моего тела не остается и следа. Он дает оглушающие трещины, выламывая огромными кусками льда сковывающую его поверхность.
Макс отрывается от меня, а я автоматически тянусь за ним, требуя продолжения банкета, но он всего лишь прижимается лбом к моему лбу.
– Мне нужна твоя помощь, Ада. Прямо сейчас, – от его хрипа в ушах стучит и подкашиваются коленки.
– Какая? – Выдыхаю ему в рот, касаясь губами его влажных губ.
– Тебе придется ехать на сапе впереди, иначе я напугаю детей тем, что им в этом возрасте видеть пока рано.
Непонимающе смотрю на него, а он берет меня за руку и прижимает к своему внушительному возбуждению в трусах. Он хочет меня также сильно, как и я его.
– Это точно не поплавок, – не одергиваю руку, а начинаю слегка поглаживать. Мне сложно остановить это публичное наваждение, лишь надеюсь, что мы стоим так плотно друг к другу, что эти наши манипуляции остаются незамеченными. – тут динамит, которым можно расхерачить всю рыбу в округе.
– Мне нужна одна рыбка. И если она готова клюнуть на мой крючок, то я не отпущу этот улов. Ада, если ты думаешь, что можешь со мной просто поиграться, то ты ошибаешься. Назад дороги не будет.
– Не привыкла давать заднюю. Идем, – я тяну его к оставшемуся сапу, который он подхватывает одной рукой и прячет за ним самую интересную часть тела от всеобщего обозрения.
Детьми управляют мой несостоявшийся ухажер-инструктор и другие вожатые, а мы с Максом отталкиваемся от берега. У меня в руках весло, но руки дрожат и отказываются держать его нормально. Я сажусь чуть подальше от него впереди и неуклюже машу веслом в разные стороны. Мой напарник одним уверенным движением тянет меня за жилет и пододвигает вплотную к себе, обнимая за талию. Я буквально таю от этого жеста. Плавлюсь. Растекаюсь податливой массой, готовой принять любую нужную ему форму. Сквозь жилет чувствую жар его тела. А в попу мне упирается то, что никак не идет у меня из головы. То, что должно давным давно быть внутри меня.
***
Макс
Дедушка Мороз, теперь я знаю: ты существуешь. Мальчик Максим даже письмо тебе не написал, а ты уже исполняешь его самое заветное желание – Аделину практически без одежды. Ее закрытый апельсиновый купальник не может скрыть тело богини, где каждый изгиб зовет и манит меня.
Ловлю ее взгляд на своем теле. Голодный. Одержимый. Она переминается с ноги на ногу. Дрожит. Не от холода. На улице плюс тридцать. От меня. Мы оба знаем, что рано или поздно трахнемся. Не так. Рано. Не поздно. Сил ждать уже нет. Мы не просто трахнемся. Мы утрахаемся до потери сознания. Это аксиома, которая не нуждается в доказательствах.
Подхожу ближе и от позывных сигналов в виде ее стоячих сосков сносит крышу. Они не просто дразнят меня, они режут меня на миллион озабоченных частей, и каждая из них готова сорваться с цепи и отыметь эту стерву так, чтобы она забыла как дышать без меня.
Даже ее коленки призывно торчат в мою сторону. Коленки, блять! Твою мать, Аделина! Что же ты со мной творишь? Я превращаюсь в безумца, мозг которого впадает в кому, а на его место заступает все увеличивающийся в размерах член. Руки сами тянутся коснуться ее. Грубо и нежно, жадно и растягивая удовольствие.
Прогоняю шваль, что вьется вокруг нее и хочет ее облапать. Этот стручок завтра же поедет на свою грядку, где бы она не была, если с одного моего взгляда не врубится – Аду лучше обходить стороной. Мне похер, что она замужем и об этом кто-то может знать. Я целую ее при всех. Чтобы каждый подосиновик, рыжик или замухрышка-мухомор в трусах цвета поноса знал: я вырву их с корнем из их грибницы, если будут покушаться на мое. Даже если это мое еще не знает, что оно МОЕ.
На сапе я прижимаюсь к ее заднице так, чтобы она точно знала, как действует на меня. Эта чертовка знает. Не отодвигается. Она, блять, типо случайно елозит своими булками по сапу, вызывая геометрическую прогрессию роста одного очень важного органа, который уже бьется в истерике головкой о ткань трусов. Ты еще попросишь пощады, Ада, и отработаешь каждый мой потраченный на это ожидание нерв.
Если я думал, что самое жестокое испытание – это прижиматься членом к ее заднице без возможности забраться внутрь Аделины в ближайшее время, потому что вокруг куча сопливых любопытных детей и не менее жаждущих подсмотреть педагогов, то я ошибся.
Эта кошка встает на колени и тянется за страховочным тросом к носу нашего сапа, открывая вид на поднимающуюся перед моими глазами самую шикарную задницу, которую я только видел. Руки так и чешутся схватиться за нее и насадить на себя сразу, без прелюдий. Грязно матерюсь, а она поворачивается ко мне с хитрющим видом, притворяясь ничего не понимающей святошей и начинает пристегивать веревку к ноге.
Я облокачиваюсь руками о резиновую поверхность доски за спиной, забив на торчащий член, истерика которого уже звоном колоколов отдает в яйца. Дружище, девчонка тебя разогревает, старается, дадим ей эту возможность, пусть понаслаждается своей властью надо мной. Поиграем еще немного в кошки-мышки. Так даже интереснее.
Но ей мало разовой акции в полураковой
