клювами, набивая зобы. Воспоминания были чудесны. Лемнер был благодарен Чулаки, снарядившему его в африканский поход.
— Тогда-то у меня возникла мысль переселить племя шедим в Россию, — Чулаки, продолжая висеть в цепях, выпил из рук дознавателя чашку сладкого чая. Это прибавило сил, и он продолжал рассказ, уже не под пыткой, а исполненный молодых воспоминаний. — Тогда русская змея сбросила с себя красную кожу. Старая элита разбежалась, и нужна была новая элита, свободная от красных предрассудков, не расположенная к «традиционным ценностям», в том числе к традиционной семье. Европейские реформы, которые я замышлял, требовали новой элиты. Я погрузил племя шедим на два теплохода, привёз в Россию. В Университете имени Патриса Лумумбы племя шедим выучилось русскому языку. Их поили отваром из коры молодого дуба. Он устранил в них чёрный пигмент, и они стали белокожими, неотличимыми от русских. Я стал насыщать ими учреждения, министерства, университеты, телевидение, армию и монастыри. Так возникла новая русская элита, которая провела европейские реформы, уничтожила всё мертвящее, краснозвёздное. Вождь племени Акайо получил русское имя Егор Тимурович. Это было великое русское время, время «шедим»!
— Вы хотите сказать?.. — Лемнер был ошеломлён. Ему открывалось устройство российской власти. — Хотите сказать, что ваши подельники — ректор Лео, вице-премьер Аполинарьев, режиссёр Серебряковский, публицист Формер — все они из племени шедим?
— Именно так, брат Лемнер. Но подойдите к зеркалу и присмотритесь к своему отражению. Кончики ваших ушей заострились кверху. Это рудимент, оставшийся с тех времён, когда охотники шедим чутко прислушивались к звукам саванны, по которой мчались антилопы.
Лемнер тронул уши. Ему показалось, что заострились верхние хрящики, и он отчётливо слышит топот антилоп.
— Племя шедим растворилось в русском народе и ничем себя не обнаруживало. Разве что мужчинами, не нуждавшимися в женщинах, и женщинами, обходившимися без мужчин. Таких было много в Большом театре, на телевизионных каналах, в Правительстве и в монастырях. Но они утоляли инстинкт размножения по-прежнему, по-африкански. В середине июля, когда вода в озере Ильмень прогревалась, они собирались небольшими группами и уезжали на чудесное новгородское озеро. В лунную ночь обнажённые женщины, среди которых были дамы — министры, дамы — вице-премьеры, дамы — уполномоченные по правам ребёнка, выходили на мелководье и метали икру. Икра была чёрная, красная и тресковая. После небольшой потасовки к икре бежали мужчины. Среди них выделялся огромного роста звонарь из соседнего монастыря. Он срывал на бегу рясу и первым кидался оплодотворять икру. Привыкнув к скудной монастырской жизни, он выбирал икру попроще, тресковую или щучью. Все они знали, что принадлежат к племени шедим, но называли себя «ильменьскими славянами».
Лемнер, слушая, исподволь трогал уши. Верхние хрящи заострились. Он слышал топот антилоп, гогот фламинго, крик пеликанов. Ноздри ловили сладкие дымы, когда уходило солнце, и в сумерках у хижин загорались костры, люди выходили из жилищ, звучали тамтамы, слышались песни. Ему открылось. Он принадлежал к племени шедим, был укоренен среди чужого народа, был ему в тягость, желал ему зла, мстил за своё сиротство. И всё, к чему прикасался, начинало тлеть, превращалось в золу. Его жизнь, полная ненависти, погонь, стрельбы из золотого пистолета, осквернения святынь и попрания «традиционных ценностей», погребения мертвецов вниз головами, убиения сына во чреве замёрзшей на льдине матери, — всё это выдавало в нём человека шедим. Это открытие было ужасно.
— Всё бы хорошо… — продолжал свои откровения Чулаки. — Племя шедим искореняло в русском народе его воспалённое самосознание, безумное стремление в Царствие Небесное. Русский народ затихал, унимался, стремился не в небеса, а в Европу. Но случилось негаданное. Стал меняться климат, вода в озере Ильмень перестала прогреваться, и чёрные малыши перестали вылупляться из икры. Племя шедим стало слабеть, таяло. Его покинул Егор Тимурович. Появились гонители, такие, как Светоч. Сам Президент Леонид Леонидович Троевидов выдавил из себя по капле человека шедим и стал преследовать своих недавних соплеменников. Племя шедим сходило на нет. И тут явился в блеске своих неиссякаемых фантазий Иван Артакович Сюрлёнис!
— Замолчи! — крикнул Иван Артакович, зажимая ладонью рыльце диктофона.
— Явился, повторяю, Иван Артакович Сюрлёнис со своим гениальным проектом.
— Молчать! — Иван Артакович попытался выключить диктофоны, но Лемнер не позволил. Его жгла мысль, что он одного рода-племени с Егором Тимуровичем, с его круглой, наполненной рыбьим студнем головой, крохотными, как у улитки, чмокающими губками, огромными ушами, которыми он вращал, как пропеллерами. Мысль о родстве была кошмаром.
— Проект Ивана Артаковича был в том, чтобы нерест проходил не на остывающем озере Ильмень, а в инкубаторе с подогревом, как выращивается в рыбных хозяйствах норвежская семга.
— Молчи! — Иван Артакович обессиленно отступил.
— Иван Артакович посадил в инкубатор Ксению Сверчок, самку племени шедим, извергающую в полнолуние несметное количество икры. Но не было подходящего самца. Все были обессилены связями с белой расой. Их семя утратило силу. Только мутило воду, оставляя икру Ксении Сверчок неоплодотворённой. Вот почему Иван Артакович послал вас, господин Лемнер, в Африку. Чтобы вы отыскали на берегу озера Чамо оставшихся там особей племени шедим, не испорченных белой расой. И вы нашли такового на рынке Банги. Он шёл за вами, голый, думая, что вы самка племени шедим. Его доставили в Москву и поместили в инкубатор вместе с Ксенией Сверчок. Но одного самца оказалось мало, столько икры исходило из Ксении Сверчок. И в Африку была послана сподвижница Ивана Артаковича Франсуаза Гонкур, чтобы найти сохранившихся особей племени шедим на берегу озера Чамо. Франсуаза Гонкур нашла несколько мужских особей, выводила их из тростников на танцверанду, но вы, господин Лемнер, по незнанию её подстрелили.
Лемнеру было ужасно. Его принадлежность к племени шедим была несомненна. Он помнил ночную веранду, огромную луну над озером, тень пролетевшего фламинго, вылетающую из ночного озера женщину в чёрном трико и свою руку с золотым пистолетом, которым он целил в женщину. Он вспомнил стеклянную стену в кабинете Ивана Аркадьевича. Под стеклом с ужимками влюбчивой самки сидела Ксения Сверчок и чёрный африканец ярился, бил себя в грудь, изображал воина, готовясь стать отцом.
— Иван Артакович по поручению американской военно-морской разведки «Неви енелайзес» и «Ротариклаб» задумал построить подобные инкубаторы во всех городах России и обеспечить бесперебойную поставку мальков шедим во все учреждения. Там они получат первые навыки управления Россией и впоследствии займут видные места в российской элите. Не так ли, Иван Артакович? — мстительно вопрошал Чулаки, глядя на огонёк диктофона.
— Я заставлю тебя умолкнуть! — крикнул Иван Артакович и щёлкнул пальцами.
В комнату ступила Госпожа Влада. Она была огромна, как египетский сфинкс. Её чугунные груди были столь тяжелы, что она
