Штанина принцессы была темной от крови. Хелльвир подползла к ней и схватила ее за руку.
И тут же испытала отвратительные ощущения – ненависть и боль бурлили, как лава в жерле вулкана. Она не поняла, на кого был направлен гнев, но он обжигал, подобно раскаленному железу. Прежде чем Хелльвир успела разобраться в этих эмоциях, королева с силой оттолкнула ее, нарушив связь с Салливейн.
– Келе! – крикнула она.
Женщина-воин обернулась. Она стояла в дверях, широко расставив руки, чтобы помешать слугам войти.
– В камеру ее.
Королева бросила на Хелльвир мрачный взгляд. Мрачный и темный, как запекшаяся кровь. Этот взгляд проник ей в душу, и Хелльвир внезапно поняла, что она сейчас услышит.
– Тело в печь.
– Что? – Она едва могла шевелить языком. – Нет! Вы не можете…
– Почему же не могу? Увести ее!
Келе взяла Хелльвир за руку и толкнула к двери, прочь от тела Фарвора.
– Пожалуйста! Не надо!
Мрачная стражница, не обращая внимания на ее мольбы, пинки и укусы, выволокла ее из комнаты. Хелльвир вопила, отчаянно пыталась вырваться, но была бессильна против мускулистой натренированной женщины в стальных доспехах.
– Мне жаль, травница, – пробормотала Келе, таща ее вниз по лестнице в темницу, как куль с мукой. – Но приказ есть приказ.
Она открыла решетчатую дверь и швырнула Хелльвир внутрь. Хелльвир больно ударилась о каменный пол, но тут же вскочила на ноги, не обращая внимания на боль.
– Прошу тебя, Келе! – крикнула она. – Мне нужно вернуть его! Салливейн позволила бы мне вернуть его.
– Твой брат только что пытался ее убить, – бросила Келе, закрыла дверь камеры и ушла.
Хелльвир стиснула голову руками. Ей хотелось биться головой о стену, исчезнуть, раствориться в темноте.
Она долго стояла так, прижавшись пылающим лбом к решетке…
– Хелльвир Андоттир?
Слова не сразу проникли из внешнего мира в ее взбудораженный мозг, сквозь бурю, бушевавшую в ее душе. Она подняла голову и увидела троих мужчин, одетых в серые рясы священников. Звезды с двенадцатью лучами блестели в свете факелов. Хелльвир узнала в одном из них служителя Лайуса. Его лицо было непроницаемым. Он уставился на нее своими влажными глазами и не отвернулся, когда она взглянула на него в упор.
– Что вам нужно? – прошептала Хелльвир. Но она не ждала ответа: сама уже обо всем догадалась.
– Мы пришли, чтобы забрать тебя в тюрьму Храма. Ты арестована за преступления против Тропы Света.
Пол, которого касалась ее щека, был ледяным. Хелльвир терзала одна-единственная мысль, она крутилась у нее в голове безостановочно, пока не стало нестерпимо больно. «Вот как чувствовал себя Фарвор, когда Калгир погиб».
Было темно. Она не знала, открыты у нее глаза или закрыты, но продолжала всматриваться во тьму, и постепенно тьма приняла форму. Койка, запертая дверь, фигура с рогами оленя, наблюдавшая за ней из угла. Хелльвир моргнула, и фигура исчезла.
Фарвор умер. Она его потеряла. Он был прав, она понятия не имела о том, что такое настоящее горе. Горе пригвоздило ее к полу в камере, куда ее привели служители, оно придавило ее, душило ее; вскоре у Хелльвир закружилась голова и заболело все тело, и само существование стало казаться ей невыносимым. Оно ревело у нее в ушах, заглушая биение сердца, оно поселилось в ее груди, словно кусок свинца, который теперь до конца жизни предстояло носить с собой.
Хелльвир долго лежала на полу, не двигаясь. Она не могла бы подняться, даже если бы захотела.
Начало светать, серые лучи осеннего солнца проникли в тесную камеру.
«Его уже сожгли, – думала она. – Он превратился в пепел. Его кости раздробили в пыль. И Смерть не позволит мне спасти его».
«Салливейн. Моя Салливейн. Пожалуйста, пусть она останется в живых, пусть она выздоровеет».
Шаги, голоса. Люди остановились за дверью ее камеры. Она не двигалась.
– Хелльвир?
Это был служитель Лайус. Она не повернула головы. Услышала шорох ткани – он приблизился к решетке. Она чувствовала запах благовоний, которые воскуряли во время богослужений.
– У меня не было выбора, Хелльвир, – услышала она. Эти слова, которые она столько раз повторяла себе, как молитву. – Ты не оставила мне выбора.
– Мы можем приступать, служитель Лайус? – спросил другой голос.
Священник вздохнул.
– Да, – страдальческим тоном произнес он. – Открывайте.
Звякнули ключи, и дверь камеры со скрипом открылась. Хелльвир заставили подняться на ноги. Она не сопротивлялась – у нее были связаны руки. Страж со звездой Онестуса на доспехах вывел ее в коридор. Они шли куда-то мимо белых стен, и эхо их шагов разносилось по лабиринту храма.
Хелльвир обернулась и посмотрела на служителя Лайуса.
– Моя мать знает, что вы делаете? – тихо спросила она.
– Пайпер поставят в известность, – ответил он. – Мы отведем тебя к ней после того, как приговор будет приведен в исполнение.
Приговор. Когда Хелльвир услышала это слово, в ее душе зашевелился страх, но она высоко подняла голову, и странное, иррациональное спокойствие задавило этот страх. Возможно, смерть брата оказалась последней каплей, и мозг Хелльвир защищался таким образом от угрожавшего ей безумия. Она смирилась с судьбой, приняла ее.
Ее подвели к каким-то высоким двойным дверям.
– Это ведь даже не официально, верно? – спросила она. – Вы совершаете это без одобрения королевы. Они считают, что я сейчас нахожусь в дворцовой тюрьме.
– Мы не нуждаемся в одобрении королевы, – произнес служитель.
За дверями находилась пустая комната без окон; столб бледного света проникал сквозь отверстие в потолке. Свет падал на яму с песком, располагавшуюся в центре помещения и напоминавшую ту, что Хелльвир видела в храме у алтаря. Вдоль стен выстроились служители в унылых серых одеждах. Она узнала нескольких – они приходили к матери. Они смотрели на нее безо всякого выражения, словно статуи, пока стражи заставляли ее снять обувь и ступить в яму. Ее босые ноги утопали в песке. Воины отошли к двери и застыли. Их лица были скрыты за забралами.
Было так тихо, что Хелльвир слышала свое дыхание. Сиплое, прерывистое.
– Это действительно необходимо? – прошептал кто-то у нее за спиной. – Новый эдикт не запрещает исповедовать иную веру.
– «Разрешается отправлять языческие обряды, за исключением тех, что подвергают опасности бессмертные души людей, следующих Тропой Света; в таком случае подобные практики считаются еретическими, а люди, совершающие эти действия, – врагами Онестуса, – бесстрастно процитировал другой голос. – Наказание за язычество будет установлено Советом».
«Здесь не может произойти ничего подобного». Так думала она совсем недавно. «Здесь не может произойти ничего подобного».
Хелльвир заскрежетала зубами.
– Меня даже не будут судить? – воскликнула она. Ее голос прозвучал слишком громко в небольшой каменной комнате. – Или вы все здесь одновременно являетесь судьями, присяжными и палачами?
– Хелльвир Андоттир, – произнес главный служитель. Это был высокий седовласый мужчина с носом, похожим на птичий клюв. – Ты предстанешь перед судом по обвинению в трех попытках разрушить бессмертную душу принцессы Салливейн Де Неид, первой в королевском роду, носящей это имя, наследницы престола, и по подозрению в одной попытке разрушить бессмертную душу Ионаса Грирсона из Дома Грирсонов.
– И где ваши доказательства?
– Я видел это собственными глазами, – заговорил служитель Лайус, стоявший рядом с ней. – По словам врачей, принцессу сбросила и затоптала лошадь, она получила многочисленные травмы и смертельные раны. Хелльвир Андоттир провела с ней наедине несколько часов. Когда колдунья покинула дворец, принцесса была жива и здорова.
– Я хорошая целительница, – возразила Хелльвир. – Это не доказательство.
– Другая свидетельница, госпожа Лилия Грейсон, горничная принцессы, подтвердила, что она видела, как принцесса скончалась от ножевой раны. Ее сердце не билось. После визита Хелльвир Андоттир принцесса снова была жива, цела и невредима. – Служитель помолчал. – Более того, я слышал, как Хелльвир Андоттир разговаривала со своим братом об этих преступлениях и открыто признавалась в них.
– Если вы говорили с ее служанкой, вы должны знать, что это королева угрозами заставила меня воскресить принцессу.
