треть нашей жизни, понимаете, и мы должны взорваться, а потом перейти к чему-то лучшему, верно? Определенно. Если ты так не думаешь, то с таким же успехом можешь умереть сейчас. О Господи, я умираю».
Глава 24
Волшебный мальчик
Беркли, Калифорния
май 1970 – июль 1970
«Это история… о бездомном мальчишке… который отправляется в путь, чтобы стать ребенком вуду, а возвращается волшебным мальчиком».
Вступление Джими к песне “Hear My Train A Comin”
30 мая 1970 года группа приехала в Беркли, штат Калифорния, чтобы дать два концерта в Community Theater. В последний раз Джими был в Беркли, когда ему было три года и он жил с миссис Чемп, – именно в этом городе он впервые встретил своего отца. Но по внешнему виду было трудно догадаться, испытывал ли Джими ностальгию от визита, – да и Беркли 1970 года сильно отличался от его детских воспоминаний. Теперь кампус Калифорнийского университета был главным местом протестов – именно сюда для подавления тридцати тысяч протестующих студентов правительство Рональда Рейгана отправило две тысячи военнослужащих Национальной гвардии. В результате беспорядков погиб один из студентов, еще 128 человек получили ранения. Рейган прокомментировал беспорядки так: «Если кровавой бойни не избежать, лучше быстрее положить ей конец». Другая кровавая бойня произошла на близлежащем ипподроме Алтамонт несколькими месяцами ранее во время концерта The Rolling Stones – «Ангелы ада» убили одного из зрителей. В интервью журналисту Киту Олтэму Джими признался, что события в Алтамонте заставили его почувствовать, будто «вся Америка катилась в тартарары». Из-за роста расовой напряженности, насилия и общественного раскола, вызванного вьетнамской войной, Джими задумался о возвращении в Лондон.
Сами выступления в Беркли тоже были омрачены рядом неприятных инцидентов. На большинстве концертов в турне 1970 года случались столкновениями с протестующими, которые либо требовали, чтобы вход был бесплатным, либо, как в Беркли, попросту пытались ворваться на место проведения, не заплатив денег. Майкл Джеффри нанял съемочную группу для съемки этих концертов – в итоге кинематографисты запечатлели протестующих, пытающихся прорваться через крышу и бросающих камни в посетителей. Создатели фильма также засняли более комичную сцену на улице, где другая группа бойкотировала кинотеатр, демонстрирующий «Вудсток», выкрикивая, что три с половиной доллара – слишком высокая цена за билет в кино и что вся музыка должна быть бесплатной.
Джими ничего этого не видел, так как его лимузин въехал на территорию стадиона с черного входа. Неделей ранее ему пришлось отменить несколько концертов из-за гриппа, но и в тот день в Беркли он был бледен, а его глаза были остекленевшими. Если внешне Джими и выглядел неважно, его выступления тем вечером получились невероятными, и на видеозаписях с концертов запечатлены одни из лучших шоу Хендрикса. Незабываемыми они стали еще до своего официального начала: во время саундчека Джими сыграл семиминутную версию “Blue Suede Shoes” Карла Перкинса, сделав из песни настоящий блюзовый шедевр.
На первом концерте Джими превратил еще одну классику, “Johnny B. Goode” Чака Берри, в быстрый рейв. На радость толпе он даже сыграл часть соло зубами. “Hear My Train A Comin” он представил как песню «о мальчишке, бегущем по городу, и его старушке, которая не хочет, чтобы он был рядом. И против него целая куча людей. Никто не хочет этого признавать, но у мальчишки есть нечто особенное, и все вокруг против него именно потому, что он не такой, как остальные. Итак, он отправляется в путь, чтобы стать ребенком вуду, а возвращается волшебным мальчиком. И прямо сейчас он сидит на вокзале и ждет прибытия поезда». Это вступление, по сути, было пересказом истории жизни самого Джими.
Одним из уникальных дарований Хендрикса как гитариста была способность в одиночку играть за двоих. С помощью педали wah-wah, блока эффектов fuzz-face и других приемов он создавал иллюзию, будто на сцене сразу несколько гитар, а одним своим большим пальцем он мог играть похожие на эхо риффы – все эти трюки Джими объединил, например, в “Hear My Train A Comin”. Как и со всеми его долгими импровизациями, версия, которую он сыграл в тот вечер, была новой, и только музыканты с таким глубоким интуитивным мастерством, как Кокс и Митчелл, могли следовать за ним по извилистому пути песни, растянувшейся в итоге более чем на двенадцать минут. Обычно такими зажигательными композициями концерты закрывают – но для Джими это была всего лишь третья из двенадцати песен на очереди.
Второй концерт прошел еще лучше. В сет из одиннадцати песен вошли не только два новых номера: “Straight Ahead” и “Hey Baby”, но и такие зажигательные хиты, как “Voodoo Chile” и “Hey Joe”. Перед “Machine Gun” Джими обратился к зрителям: «Я хотел бы посвятить это всем солдатам, сражающимся в Беркли. Вы знаете, о каких солдатах я говорю. И солдатам, сражающимся во Вьетнаме, тоже». Перед “The Star Spangled Banner” он сказал: «Следующая песня посвящается всем нам, это настоящий американский гимн, тот, что сейчас в каждом из нас». “Voodoo Chile” Джими тоже назвал народным гимном и посвятил ее Народному парку и особенно «Черным пантерам». Национальная штаб-квартира «Пантер» находилась неподалеку от Окленда, и это было его самым сильным публичным заявлением в поддержку организации.
Концерты в Беркли увидел Карлос Сантана – музыка Джими показалась ему достижением уровня Джона Колтрейна. «Очень немногие люди одновременно играют и быстро, и глубоко, – вспоминал Сантана. – Обычно если музыка быстрая, то неглубокая. Быстро и глубоко получалось только у Колтрейна, Чарли Паркера и тогда у Джими». За кулисами Сантана и Джими завели разговор, но их беседу то и дело прерывала толпа фанаток. «Вокруг него постоянно были эти дамы, – говорил Сантана. – Я называл их шпионками, потому что они ложились в постель со всеми подряд, а потом рассказывали все, что удалось разведать о человеке».
Костюм Джими на втором концерте в Беркли тоже впечатлял – синего цвета и со свисающей по бокам тканью, в нем Джими напоминал стрекозу. Костюм создала Эмили Рэйнбоу Турен, с недавних пор сотрудничавшая с Хендриксом. «Мы с ним были примерно одного роста, – вспомнила она. – У него была талия 28-го размера, так что он мог спокойно носить мою одежду». Кроме Джими в такой причудливой одежде на сцену выходил только Элвис Пресли, но если у Элвиса костюмы покрывались блестками и предназначались для того, чтобы скрыть его вес, костюмы Джими были волшебными, с африканскими и индейскими мотивами. Его внешний вид к 1970 году настолько отличался
