она вовсе не видела, она встретится с ним на полковых праздниках. Но я уверен, что вообще ничего не выйдет, мысль прислать ее сюда принадлежит исключительно ее матери. Мы с нею были уже в театре, когда играла Режан[705] из Парижа. Пьеса была не совсем подходящая, но мы этого не знали. Скоро собираемся показать ей «Евгения Онегина» и «Пиковую даму».
Дочки растут и делаются чрезвычайно миленькими веселыми. Аликс очень извиняется, что до сих пор не послала тебе обещанных фотографий, но с этим письмом ты, наконец, их получишь. Ольга говорит одинаково по-русски и по-английски и страшно любит свою младшую сестру. Татьяна, нам кажется, и это понятно, очень красивым ребенком, у нее глаза стали темные и большие. Она всегда весела и плачет только раз в день, непременно после ванны, когда ее кормят. Казаки, солдаты и негры самые большие друзья Ольги, и она со всеми здоровается, проходя по коридору. Маленькие Мари и Дмитрий[706] часто приезжают к нашим и возятся с Ольгой без конца.
С тех пор, что мы не виделись, так много знакомых умерло: сначала бедный Кутузов, потом Озеров и почти в то же время наш добрый Качалов, а на днях – старый Грот!
Ванновский окончательно хочет уходить, кроме слабости у него глаза начали изменять. Кроме Куропаткина, который еще молод и энергичен, у меня никакого под рукой нет, и я думаю, что он будет хорошим работником, как Военный Министр[707]. Ден тоже просил его уволить от статс-секретариата, но я ему сказал, что не отпущу его до весны. Просто несносно думать все время о замене старых людей новыми. А для Финляндии и для Вильны все еще никто не назначен!
Вместо частных докладов я начал делать небольшие совещания из трех или четырех министров по разным вопросам; мне кажется, что из этих разговоров и обмена мыслей может выходить польза и для дела скорее и для меня легче!
Я тебя вперед поздравляю, дорогая Мамá, с днем твоего рождения и от всего сердца желаю здоровья и скоро с тобою увидимся.
Крепко обнимаю тебя, милая моя Мамá, Георгия, Мишу и Ольгу. Аликс вас нежно целует. Храни вас Господь.
Всем сердцем любящий тебя
Ники.
Королеве Виктории
13/25 марта 1899 года.
С.-Петербург.
Дражайшая Бабушка!
От всего сердца благодарю Вас за Ваше доброе письмо, глубоко меня тронувшее. Это письмо доставит вам граф Воронцов, он приезжал с нами в Бальморал. Мне очень стыдно, что я так долго не писал Вам, и я прошу меня извинить.
Я счастлив, что Вы так откровенно сообщили мне о В[илли][708]. Теперь мне совершенно ясно, чего он добивается – он играет в опасную двойную игру, Много похожего сообщал мне из Берлина граф Остен-Сакен[709], а Вы и лорд Солсбери должны были слышать то же о нас от сэра Ф. Ласселса[710].
Меня очень порадовало, что Вы не поверили в историю о якобы существующем нашем альянсе с афганским эмиром, потому что в этом нет ни слова правды.
Как Вам известно, дражайшая Бабушка, я теперь стремлюсь только к возможно более длительному миру во всем мире. Это ясно доказали последние события в Китае – я имею в виду новое соглашение о постройке железной дороги. Все, чего хочет Россия – чтобы ее оставили в покое и дали развивать свое нынешнее положение в сфере ее интересов, определяемой ее близостью к Сибири. Обладание нами Порт-Артуром и Маньчжурской железной дорогой для нас жизненно важно и нисколько не задевает интересы какой-либо другой европейской державы. В этом нет и никакой угрозы независимости Китая. Пугает сама идея крушения этой страны и возможности раздела ее между разными державами, и я считал бы это величайшим из возможных бедствий!
Надеюсь, что Вам принесет пользу прекрасный климат Ривьеры. Если все будет хорошо, нам бы очень хотелось посетить Вас осенью частным образом в Балморале вместе с детьми; мы надеемся, что план Вам понравится. Аликс шлет Вам свою нежнейшую любовь и то же делает
Ваш всегда преданный и любящий внук
Ники.
Королеве Виктории
23/11 мая 1899 года.
Петергоф.
Моя дражайшая Бабушка!
Сегодня, накануне Вашего дня рождения, я чувствую, что должен написать Вам. Жаль, что эти строки дойдут до Вас несколькими днями позже, чем я хотел, но все же позвольте мне пожелать Вам много счастья в Ваш день рожденья, который мы, к сожалению, не смогли провести вместе! Как хорошо, что в этом году с Вами Эрни и Даки.
Мы приехали сюда два дня назад, и нам было очень жаль покидать Царское, однако пришлось это сделать из-за приближающегося события. У нас до вчерашнего дня была летняя погода, но она внезапно изменилась, и стало очень холодно, хотя, надеюсь, это ненадолго. Мы любим это место, а особенно наш дом, построенный на самом берегу моря.
Дети цветут и очень выросли. Аликс в общем чувствует себя лучше и любит кататься в кресле на колесиках, подаренном ей супругом!
Меня очень поразило известие в газетах о печальном конце лорда Страффорда. Глубоко сочувствую потере Вами старого преданного слуги.
С новыми добрыми пожеланиями и с любовью Алике остаюсь, дражайшая Бабушка, Ваш верный и любящий внук
Ники.
Королеве Виктории
8/20 июля 1899 года.
Петергоф.
Моя дражайшая Бабушка!
Ваше доброе письмо с горячим сочувствием нам в нашем ужасном горе глубоко тронуло меня, и я от всего сердца благодарю Вас за него[711]. Это действительно был внезапный, неожиданный, страшный удар, и у бедной милой Мамá почти разорвалось сердце. Ей было особенно тяжело это перенести, потому что в последнее время она не была с нашим дорогим Джорджи. Зная, что в такое время утешает каждое доброе слово, я не премину сообщить ей о Вашем нежном письме.
Рад сказать, что Аликс и Бэби чувствуют себя хорошо и обе весь день проводят на балконе. С самого рождения нашего ребенка погода была великолепная. Я не припомню такой жары у нас на севере.
Мамá возвращается с телом в понедельник, и я поеду встречать ее в Москву с тем, чтобы вернуться вместе с ней. Придется на два дня расстаться с Аликс. Похороны в Петербурге будут, вероятно, 14/26.
Наши планы на осень еще не совсем определились, но мы надеемся, что Вы позволите нам приехать в Балморал с детьми в конце августа н[ового] ст[иля][712].
Алике и я шлем Вам нашу глубочайшую любовь. Остаюсь, дражайшая Бабушка, Вашим преданным
