тогда, нам замечательно повезло с погодой – все 3 дня простояли летние. 9‑го мы переехали в Красное. Аликс ездила с тетей Ольгой в коляске, только по шоссе, пока тетя Михень, я и Минни[687] были верхом. 11‑го был свободный день, я поехал в госпиталь: в этом году, к счастью, больных было на сто человек меньше, чем в прежние годы, хотя войск еще много.
После завтрака отправились в Рошпу, где пили чай в саду. Им очень хотелось увидеть это место, и погода стояла чудная. Вернулись в Красное к обеду. Вчера, 12‑го, парад всем войскам – жара стояла тропическая. Эмоции у меня были страшные, и опять я чувствовал острую боль в животе, которая очень мешала мне здороваться. Перед завтраком, как всегда, пришли юнкера, ждавшие с нетерпением своего производства. Надо было сказать им несколько слов! В 3 часа мы уехали в Петергоф, на спокойное житье, я надеюсь!
Я себя чувствую великолепно, вот что значит бывать с утра на воздухе, кажется, я даже загорел. Аликс сожалеет, что больше не увидит войск, слава Богу, она тоже военная в душе! Однако я совсем заговорился; прости это бесконечное письмо, но я так давно не писал, что накопилось, об чем поговорить. Крепко обнимаю Тебя, моя дорогая душка Мамá, и все милое семейство! Христос с вами!
Всем сердцем любящий тебя
Ники.
Королеве Виктории
12/24 ноября 1895 года.
Царское Село.
Дорогая Бабушка!
Сердечно благодарю за Ваше доброе письмо, которое только что привез Ваш специальный курьер, и за все сказанные в нем ласковые слова.
Я сижу рядом с постелью дорогой Аликс, которая просит самым нежным образом поблагодарить Вас за письмо и добрые пожелания.
Слава Богу, все прошло счастливо и обе, она и дитя, поправляются весьма удовлетворительно[688]. Ей доставляет такое удовольствие самой нянчить нашу милую Бэби. Я, со своей стороны, нахожу это вполне естественным для матери и вижу в этом превосходный пример!
Мы оба так рады, что Вы согласились быть крестной матерью нашего первого ребенка, ибо я уверен, что это принесет ей счастье. Ведь Вы всегда оказывали нам знаки доброты и материнской привязанности. Имя Ольга мы выбрали потому, что оно уже несколько раз бывало в Нашей Семье, и это древнее русское имя. Вы не представляете, дорогая Бабушка, как я невероятно счастлив. Мне кажется так странно, что я отец! Бэби нужно окрестить так скоро, чтобы это совпало с годовщиной нашей свадьбы и днем рождения Мамá. Дорогая Мамá все время у нас с самого события и так поддерживала нас в период ожидания.
Мы, конечно, пошлем вам прядь длинных волос Бэби; она – удивительно большой ребенок, и у нее обещают быть большие глаза.
Мы оба очень нежно Вас целуем, и я остаюсь Вашим любящим и верным внуком
Ники.
Императрице Марии Федоровне
16 апреля 1896 года.
Царское Село.
Моя дорогая душка Мамá!
Слов недостает, чтобы достаточно благодарить тебя за твое милейшее длинное письмо, которое я получил три дня тому назад. Дядя Алексей приехал накануне твоего письма, и от него я узнал подробно о том беспокойстве и волнении, через которые ты пережила, когда вторично у бедного Георгия повторилось кровохарканье! Вчера пришло очередное письмо от Чигаева, и из него я узнал, что Шершевский вызван для консультаций с французским доктором, о котором дядя Алексей отзывается хорошо.
Все это время я постоянно думаю о тебе, моя милая Мамá, и всегда молю Бога дать тебе утешение и успокоение видеть дорогого Георгия снова здоровым и веселым, как прежде! «Да не слушается сердце ваше, веруйте в Бога и в Мя веруйте» – эти чудные слова Иисуса Христа так успокоительно действуют на истомленную душу; и еще следующее: «И елика еще просите с верой у Бога, дается вам». Эти слова мне особенно дороги потому, что я в продолжение пяти лет молился Богу, повторяя их каждый вечер, прося Его облегчить переход Аликс в Православие и дать мне ее в жены.
Извини меня, дорогая Мамá, что я пишу тебе про эту подробность, но я не знал, говорил ли тебе прежде про это!
Мы все так рады приезду тети Аликс к тебе, как-то за тебя спокойней теперь. Я тоже вчера получил телеграмму о вашем визите к Дженни и о прогулке втроем с нею. Пожалуйста, поблагодари Ольгу за ее письмо, у меня, к сожалению, нет времени отвечать ей самому.
Фердинанд[689] уже в Париже. Он пробыл тут пять дней, и мы его видели четыре раза. В общем я нахожу его переменившимся к лучшему, он менее аффектирован, спокойнее и стал на вид покорным. В день приезда он был у нас днем и пил чай. Потом его кормили большим обедом в Зимнем, накануне отъезда он завтракал у нас, и затем мы встретились на завтраке у дяди Владимира 10 апреля.
Мы имели с ним несколько длинных разговоров, я хотел узнать, каким образом он, собственно, попал в Болгарию и отчего он так любит свою новую страну? Некоторые его ответы были до того смешны, что я еле-еле удерживался от громкого смеха. Он умолял многих просить о позволении приехать в Москву; сначала я не хотел этого – он объявил, что будет доволен клоповником каким-нибудь, лишь бы только разрешить ему приехать, что это сделает такое большое впечатление в Болгарии и т. д. Оказалось, что наследный принц Мекленбург-Стрелицкий не приезжает, поэтому место есть свободное и тому позволено прибыть. Это скучно, но что же делать; нельзя его совсем отталкивать!
Весна понемногу наступает, дни становятся теплее, так что дочка начала выезжать. Вчера погода стояла чудная и такая удачная для большого парада. Войск была масса, все сразу. Объезд начался с Дворцовой площади, по набережной – здесь все стояла кавалерия; затем через Летний сад на Царицын луг. Парад в общем продолжался с 11 ч. до 2 час. Завтракали у тети Дженни и Алека[690]. Теперь, моя милая Мамá, я должен с тобою проститься.
Крепко, крепко обнимаю тебя за чудное письмо, а также тетю Аликс, Георгия, Мишу, Ольгу, Тору и Манд. Поклон всем. Жена и дочь тебя нежно целуют. Христос с Вами.
Сердечно твой
Ники.
Королеве Виктории
10/22 октября 1896 года.
Дармштадт.
Дражайшая Бабушка!
Мне очень жаль, что я заставил Вас так долго ждать моего ответа и не поблагодарил Вас сразу за два Ваши письма. Конечно, на этот раз вы прочтете обо всех подробностях нашего замечательного пребывания во Франции. Три дня в Париже
