дороге приедете!..
– А вы от крепости подальше, в приречном кургане как бы вам худа какого не сделали! – заботливо предупреждал Ахмат.
– Сами не дадимся в обиду! – похвастался Бурченко.
– А мы, было, боялись жаловаться… Особенно как вы с толмачом чай пили вместе… Ахмат говорил нам: смотрите, берегите ваши головы!..
– Мы думали, ты подослан к нам! – вставил Измаил-бай.
– А уж как толмач обругал нашего Ахмата, злость меня разобрала такая, за горло готов был ухватить его! – говорил Ибрагим.
– Ну, теперь да будет над ним милость пророка, для нас настало хорошее время!
– Я полагаю, они правы, ожидая лучшего будущего! – сказал Ледоколов.
– Вашими бы устами да мед пить, а за неимением меда хватим чайку с ромком. Эй, тамыр, ставь-ка к огню поближе наши чайники!
На рассвете только угомонился бивуак, и то ненадолго: надо было вьючить верблюдов и готовиться к отъезду по своим родным аулам.
И к полудню опять все мертво и тихо было в песках, даже казаки станционные уехали вместе с переводчиком. Только киргизенок, лет четырнадцати, сидел на корточках в тени желомейки и глядел вдаль, где на вершине песчаного наноса взвился кверху винтообразный столб мелкого песку, перенесся на другой, соседний нанос, оттуда еще ближе, затих, было, потом опять взвился, переполз к самой станции и, подхватив клочок какой-то бумаги да несколько папиросных окурков, покружился немного на месте и распался, обдав киргизенка мелкой песчаной пылью.
Часть вторая
I. Негоцианты
В комнате был приятный зеленоватый полусвет: солнечные лучи, врываясь в открытое итальянское окно, должны были пройти сперва сквозь кисею, намоченную водой, пробраться между вырезными листьями экзотических растений и, вследствие этих преград, вместо жары вносили с собой самую живительную, ароматную прохладу.
Завтрак был сервирован роскошно. Стеклянный кувшин, налитый до краев шампанским, стоял во льду; сквозь грани стекла краснелись ломти нарезанных апельсинов. Голубоватое пламя спиртовой лампы чуть-чуть облизывало дно другого серебряного кувшина с красным вином – не местным, первушинским1, а настоящим лафитом, выписанным из Нижнего Новгорода. Такие же спиртовые конфорки подогревали блюда с превосходными котлетами из мяса горных куропаток и фазанов; над разнообразнейшим и самым пикантным hors d’oevre-ом2 возвышались графинчики с водками и ликерами всевозможных цветов и наименований.
Завтракающих было двое: гость, Станислав Матвеевич Перлович, весь настороже, весь олицетворенное «берегись», немного постаревший с тех пор, как мы его видели последний раз на похоронах Батогова, запустивший себе американскую бородку, изжелта-рыжеватую, с проседью, весь в белой парусине… Даже его английские ботинки были сшиты не из кожи, а из чего-то беловатого, мягкого, эластичного, так что когда он встал и прошел за чем-то через всю комнату, его шагов не было слышно даже там, где бархатистый туркменский ковер не покрывал квадратных плиток кирпичного пола.
Станислав Матвеевич держал себя очень развязно, несколько фамильярно, что называется, по-товарищески… по крайней мере, ему очень хотелось так себя держать.
Хозяин, Иван Илларионович Лопатин, несколько обрюзглый, плотный господин, лет, что называется, «за сорок пять», гладко обритый, в синих очках в золотой массивной оправе, сидел лениво, говорил сквозь зубы, протягивая слова и не выпуская сигары, жестикулировал округленно, мягко, относился к своему гостю с самой изысканной предупредительностью и вообще имел вид человека, совершенно довольного своим положением, ничего не желающего лучшего.
Маленький скорпион, выползший, вероятно, из-под корзины с виноградом, быстро побежал по столу, наткнулся на банку с анчоусами, бросился вправо и погиб, приплюснутый тяжелым портсигаром Лопатина.
Это было единственное энергичное движение Ивана Илларионовича во время всего завтрака.
– Только при полной, честной поддержке друг друга возможно здесь развитие наших торговых интересов! – докончил что-то Перлович и немного покраснел.
Ему показалось, что губа хозяина как-то странно улыбнулась. Впрочем, это, может быть, был случайный отблеск от графина, придававший физиономии Лопатина несколько насмешливое выражение, потому что, когда Перлович вторично взглянул на своего собеседника, то он уже смотрел совершенно спокойно, почти сонливо, и, заметив, что Перлович протянулся за честером, предупредительно пододвинул ему тарелку.
– Только при полной поддержке… – повторил Станислав Матвеевич.
– Ну, конечно, только при полной поддержке! – согласился Иван Илларионович.
– Каждое дело тогда только может достигнуть серьезных результатов, когда его детали разработаны специалистами. Сжаться, сконцентрироваться в одних руках все не может!
– Еще бы, это совершенно понятно!
– Да, а вот подите же: все эти наши Захо, Федоровы, Тюльпаненфельды, Филатовы и компания3 не могут понять этого…
– Ну, это такая все мелочь, маркитанты какие-то!
– Один другого подрывают, портят друг другу каждое предприятие, интригуют, искусственно сбивают и повышают цены!
– Э… хм!..
Опять что-то странное скользнуло по лицу Лопатина.
– Ну, результаты очевидны, – продолжал Перлович, почему-то вдруг понизивший тон. – Всеобщий торговый застой, пустота наших рынков…
– Да, вот, например, крупная фирма Хмурова4 (она рушилась еще до моего приезда): я уверен, что главным образом тут повлияли те причины, которые вы сейчас высказали!
– Между прочим они… но…
– Вы позволите?
Лопатин снял кувшин с вином и налил стакан своего гостя…
– Да, я вам, кстати, хотел сообщить, так сказать, объясниться по поводу той последней неприятности, невольной, впрочем, совершенно невольной… это я говорю насчет подряда на крупу и перевозку тяжестей караванным путем. Вы на меня, вероятно, не будете в претензии, если узнаете, в чем дело!
– Я уже знаю, – произнес Перлович, – и вы видите, я теперь у вас, – значит, о неудовольствии моем не может быть и речи!
– Я так и думал. Я ничего решительно не знал… Присылают ко мне спросить цены, по каким бы я мог взяться за то и другое; я сказал; вдруг – бац! Узнаю, что вы еще прежде меня назначили большие. Я хотел отказаться, но нельзя было: губернатор настаивал… вы понимаете сами…
– Понимаю. Я здесь потерял около десяти тысяч, это самое меньшее!
– Мне предлагали другой подряд еще, но я ни за что не возьму его и предоставляю его вполне и нераздельно вам. Остальные конкуренты вам не страшны… вот разве…
– Я назначил цены крайние, какие только возможны; за пределами этих цен – убыток… Верьте вы моей пятилетней опытности…
– Удивительно, я был даже поражен, прочитав в интендантстве ваше заявление. Такая дешевизна!
– А вы его разве читали?
Перлович вздрогнул и задвигал креслами.
– Случайно!
– Я вот именно по поводу этого и хотел переговорить с вами… Мы составляем здесь главную силу… Подорвать эту силу можем только мы сами же. От нас же зависит, чтобы эти силы удвоились, удесятерились… даже более того…
– Я понимаю; вы мне предлагаете союз?
– Не совсем, а добросовестное, братское разделение по специальностям, – именно
