Рейтинговые книги
Читем онлайн История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 108 109 110 111 112 113 114 115 116 ... 228
сих пор существуют некоторые из построенных им мостов и караван-сараев и способствуют тому, чтобы жалкие пути сношения теперешней Персии не заглохли окончательно. Конечно, восточный государь, отличавшийся таким могуществом, не мог ограничиться только такими общественными постройками: большая мечеть, зимний дворец «сорока колонн» (Чихель-Сутун), большой «четвертной сад» (Чихар-Баг, то есть парк с летним дворцом) и множество других зданий, которыми он украсил свою резиденцию Исфахан, хотя отчасти уже разрушились, и до сих пор еще свидетельствуют об эстетическом вкусе великого шаха и любви его к роскоши.

Воспользуемся последним промежутком спокойствия, который являет собой правление Аббаса I, для краткого знакомства с умственной жизнью. Величайший персидский лирик Шемс ад-дин Мухаммед из Шираза, известный под именем Хафиз, сочинял в своем тихом уединении бессмертные песни в честь вина и любви, к крайнему неудовольствию Музаффарида Шах-Шуджи, под властью которого он жил и который из-за личных недоразумений охотно привязался бы к нему с обвинением в недостаточном правоверии. Нет сомнения в том, что великий поэт умел сохранять известное душевное равновесие между мечтательностью суфизма и светскими наклонностями. Именно переливы неопределенной смеси благочестия и жизнерадости, которые перс находит у своего любимого певца, больше всего ему по нутру. Его соотечественники ценят в нем не только великого поэта, но и неподдельного представителя национального характера, они наполняют свои рассказы и легенды множеством черт, в которых его индивидуальность совпадает с характером его племени. Он умер в 791 (1389) г. в Ширазе, где его гробница, наряду с могилой его предшественника Саади, служит предметом всеобщего поклонения. Вместе с ним кончается блестящий период персидской поэзии, хотя она доцветает еще долго и оставляет еще много хороших памятников.

Но в тяжелые времена, когда монголы и татары разбили персидский мир на мелкие кусочки, на первый план сравнительно с нею все-таки выступает забота о завтрашнем дне и потребность во время непрестанно сменяющихся бедствий спасти все, что возможно спасти. Поэтому все те, кто под гнетом нужды или прирожденного низкопоклонства старались угодить вкусу завоевателей, набросились на историографию, классический период которой начинается как раз тогда, когда поэзия умолкает при звуке оружия. Среди тех картин, которые она начинает перед нами развертывать, главное место принадлежит, конечно, выше всех стоящим образам Чингисхана и Тимура, жизнь и подвиги которых нашли подробных описателей-панегиристов в лице Ала ад-дина Джувейни и Шереф ад-дина Али из Иезда. Между тем как история ильханов, отчасти начатая уже Джувейни, поскольку она касается Тимуридов и монголов, в общем изложена Абдуллой, по прозвищу Вассаф, Рашид ад-дином из Хамадана, Абд ар-Раззаком из Самарканда и другими. Все эти люди получают от монголов плату за свои писания и поэтому часто самым бессовестным образом стараются прикрывать ужасы татарского хозяйничанья или же даже говорят о его удивительных преимуществах; но высокие должности, которые многие из них занимали, их близость по месту и по времени к происшествиям, которые они должны были описывать, придают необыкновенно большую цену материалу, содержащемуся в их исторических сочинениях. Поскольку упомянутые исторические сочинения высших сановников касаются пережитого ими лично, наряду с изложениями, подобными изложению Джелал ад-дина Мингбурния, секретаря Мухаммеда из Несы, о падении хорезмшахов и которые можно поставить наряду с дневниками Бейхакия и других, теперь выступает совсем новый и в высшей степени характерный род литературы – собственные рассказы татарских и персидских государей о их действиях и событиях их жизни, в которых попадаются иногда очень обширные военно-политические размышления, постановления и критика на самих себя. По своей форме не все они написаны на персидском языке; Тимуриды, по крайней мере вначале, писали на своем родном восточнотурецком диалекте, на джагатайском, как обыкновенно называют этот язык по имени прежнего царства. Однако джагатайская литература и в этом случае, и вообще по своему складу находится в зависимости от персидской, между тем как самое содержание мемуаров, написаны ли они по-турецки или по-персидски, всегда касается их татарских авторов.

Прежде всего это Тимур – если только сохранившиеся под его именем памятники составлены не только в его духе, но были занесены на бумагу под его диктовку – и его потомки, которые имели совершенно определенную склонность к подобного рода писательской деятельности. Как правнук сына Тимура Мираншаха Бабур II, так и внук его Джехан-гир оставили записки; мемуары Бабура на джагатайском наречии написаны так умно и свидетельствуют о таком знании людей, заключают в себе такую объективную самооценку без взякой примеси самохвальства, что их можно считать одним из прекраснейших произведений всеобщей литературы вообще[344].

Однако не одна только эта семья находила удовольствие в том, чтобы самой описывать историю своей деятельности; до нас дошли персидские мемуары и от одного из потомков Чингисхана, кашгарского принца и в то же время двоюродного брата Бабура, Хайдера мирзы Дуглата, который в борьбе с узбеками сражался не менее храбро, чем Бабур; точно так же, благодаря Сефевиду Тахмаспу I, у нас есть личный отчет о большей части его правления, по которому видно, что он стоял выше как писатель, чем как государь. Война и политика – вот те явления, которые теперь и после вплоть до падения вновь основанных монгольских царств составляют предмет литературы; только в одном месте еще один раз умевший ценить более тонкое образование Тимурид Хусейн-и-Бейкараиз Герата, подобно Самантам, Газневидам и Сельджукам, собрал вокруг себя придворных поэтов, так что при дворе его раздавались прекрасные отголоски древней персидской поэзии. Хусейн был обязан славою последнего великого персидского мецената прежде всего Мир Али Ширу, умному и деятельному визирю султана. Мир Али был татарского происхождения, но проникнут персидским духом: сам он сочинял прославившиеся стихи и, согласно тогдашним восточным обычаям, писал под псевдонимом Мир Неваи на джагатайском языке и Фенаи – на персидском; вместе с тем он очень старался привлечь ко двору своего господина и других поэтов, литераторов и ученых, какие тогда существовали. Успех был блестящий. К концу IX в. в Герате жил величайший из позднейших персидских поэтов, Джами, который с недосягаемой разносторонностью и творческим талантом умел соединить в себе различные направления Низами, Хафиза, Саади и Джелал ад-дина Руми; немногим уступал ему Хатифи, который кроме «Дивана» и романтическо-эпических сочинений особенно прославился как автор «Тимур-наме», эпического изложения подвигов завоевателя мира в стиле Фирдоуси.

Литературно-историческая оценка и обзор произведений прежних поэтов (при почти бесконечном множестве их уже тогда можно было опасаться невозможности обозреть их) теперь интересовали знатоков в большей степени, чем прежде, хотя начали интересоваться ими еще раньше: самый известный из персидских биографов-поэтов, Даулетшах, также пользовался благосклонностью султана. Но как ни велики были к концу XIX

1 ... 108 109 110 111 112 113 114 115 116 ... 228
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер бесплатно.
Похожие на История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер книги

Оставить комментарий