же отбили позиции, и в итоге японцы так нигде и не смогли закрепиться.
— Ваше превосходительство, — вмешался в разговор Брюммер, потирая красные от недосыпа глаза. — А почему мы сами ночью не атаковали? Могли ведь тоже японцев побеспокоить, чтобы они свои глазенки от недосыпа совсем открыть не могли!
— А зачем атакуют японцы? Зачем лезут на минные поля, подставляясь под наши пушки и не имея возможности прицельно поддержать в темноте свой ограниченный натиск? Именно ограниченный, потому что на большую операцию ночью даже их безумные генералы еще не готовы решиться.
— Вы имеете в виду, что они идут на все эти риски, потому что не могут добиться того же днем? — понял Брюммер. — Ну, конечно! Мы-то научились прорывать их позиции, даже если японцы закопались по самые уши, а они… Либо им нужна успешная операция дивизионного уровня, как вышло у генерала Иноуэ, либо они так и бьются о наши позиции без всякой пользы.
— Пока бьются, — уточнил я. — Рано или поздно всему научатся, но пока… Нам нет смысла растрачивать силы ночью, лучше отдохнуть и хорошенько сделать свое дело при свете солнца.
И мы снова погрузились в штабную работу. Стук телеграфов, почтовые голуби, адъютанты на лошадях и даже пара сигнальщиков на воздушном шаре. Последний, правда, японцы почти сразу подбили: ну да, было наивно надеяться, что у них не получится рассчитать расстояние до цели и выставить дистанционные трубки на зарядах шрапнели. Я вздохнул: при обзоре с высоты мы бы такое преимущество получили, но… Японцы тоже это понимали и не собирались сдаваться.
Более того, они верили, что могут победить, и снова попробовали ударить в стык между нами и 6-м корпусом. Вдали, на правом фланге Оку давил на позиции Бильдерлинга и Зарубаева, но пока и там, и там наши уверенно отбивали все атаки. А вот на левом уже мы снова шли вперед. Работа отдельными пятерками помогала продвигаться, несмотря на огонь японских батарей. Пулеметы один за другим накрывали снайперские двойки, ну а окопы мы брали с помощью гранат. И пока японцы просто ничего не могли поделать с этой машиной. Совместная работа, прикрытие и бесконечное движение.
К полудню мы продвинулись на пять километров, начиная заходить в тыл японским позициям. В этот момент я словно начал чувствовать сердцебиение сражения: еще немного, и мы сможем нанести смертельный удар дрогнувшему врагу. Штурмовики проложат дорогу, а четыре тысячи конной пехоты довершат начатое.
* * *
Генерал Тамэмото Куроки не понимал, почему каждое новое сражение выходит у него хуже, чем старое. Он ведь не стал глупее. Его солдаты все так же храбры. И тогда… Неужели это русские с каждым разом становятся все сильнее? Как они умудряются растягивать свои силы и все равно держать линию фронта? Как такими крошечными отрядами они ухитряются прорывать их ряды? Почему несколько пятерок могут обратить в бегство целый взвод, и даже целые батареи, прикрывающие места прорыва, не могут накрыть эти юркие, постоянно ползущие вперед фигуры в глупых китайских ватниках?
— Тайсё, — Есимити Хасэгава склонился перед своим генералом, — разрешите гвардии ударить им навстречу! Их передовые отряды оторвались от артиллерии, а у меня свежий полк. Мы снесем самых наглых и дерзких, и остальные уже не смогут давить с той же силой.
Это было хорошее предложение. В любой другой ситуации Куроки дал бы добро одному из лучших японских офицеров, но… Уже второй день поступали сигналы о задержке поставок из Японии. Из-за штормов до Дальнего мог добраться только один из пяти обычно отправляемых кораблей. А до Инкоу и вовсе один из десяти. Большую часть просто нельзя было выпускать в море в такую погоду, а другие выходили несмотря ни на что, но терялись где-то в пути. И как в такой ситуации сражаться до конца?
Встанешь, повиснув словно собака на медведе, а запасы снарядов, которые так и не успели довести до нормы, покажут дно. Под Ляояном им хватило их на четыре дня боя, и тогда его артиллеристы стреляли меньше, чем сейчас. Раньше Куроки в таких ситуациях не сомневался, но прошлые поражения, слабость тылов — все это давило, и генерал, словно разом постарев еще на десяток лет, решил не рисковать.
— Вы ударите, — посмотрел он на Хасэгаву. — Но не чтобы победить, а чтобы отбросить русских. Хотя бы пару часов, но вы должны выиграть армии, чтобы мы смогли без лишних потерь отойти назад.
— Будем отступать? — сглотнул Хасэгава.
— Чтобы сохранить армию. Чтобы выиграть время и найти спасение от новой тактики русских. Возможно, генерал Иноуэ был прав, говоря, что нам нужно больше учиться у них.
Куроки вздохнул. Большинство японских офицеров еще испытывали нездоровый энтузиазм от старой европейской тактики. Так, в последние дни многие любили порассуждать про новые части, сформированные главнокомандующим Оямой с офицерами-германцами и англичанами… Как же наивно. Во-первых, что смогут изменить всего несколько полков? А во-вторых, Куроки на самом деле с каждым днем находил все больше смысла в словах Хикару, который считал, что старые европейские военные школы и в подметки не годятся новой русской.
— Тогда… Разрешите использовать все запасы ракет Конгрива, что нам скинули англичане, — Хасэгава вскинул вверх подбородок, а в его глазах загорелся недобрый огонек.
Тоже испортился… Куроки усмехнулся про себя, глядя своего подчиненного. Раньше он бы не стал и думать о каких-то хитростях, а теперь — чем дальше, тем больше все молодые офицеры, как он, как Иноуэ, стараются походить на русских. Думать, искать, побеждать, используя любую возможность, даже то, что еще недавно казалось невероятным или просто ненужным.
— Ракеты? — задумался Куроки вслух. — Они же слабо бьют. И не точно.
— Для русских солдат, которые считают, что скорость защитит их лучше окопов — должно хватить. А насчет точности… Нам скинули их почти две тысячи: если не экономить, то мы взорвем их столько, что не попасть просто не получится.
— Тогда начнем через два часа… — Куроки прикинул, сколько потребуется времени, чтобы передать информацию об отступлении всем своим офицерам.
Чтобы каждый точно не потерялся, чтобы продумал, как и куда отходить. Девять месяцев назад, когда война только начиналась, такая скорость командования и реакции армии на его решения казалась Тамэмото просто невероятной. Сейчас же, глядя на неотвратимо ползущие вперед русские отряды, на то, как они постоянно меняли свои цели и маршруты, эти два часа выглядели
