В мае 1840 г. оба сановника вместе с Киселевым были назначены в Комитет, цель которого состояла в том, чтобы найти наименее болезненные способы реализации упомянутых мер. Они рассчитывали на поддержку в этом вопросе католического епископа, который получил бы «личные преимущества», хотя уже и так было ясно, кто будет пользоваться конфискованными у законных хозяев богатствами. Средства католического духовенства с этого времени шли на улучшение материального положения православных священников; в пользу православной церкви должны были отойти также здания, церковные помещения и «пустующие земли». Решение об использовании средств должно было принимать правительство, т.е. предполагалось, что теперь православные священники не должны будут постоянно обрабатывать землю, как это было до этого. И, наконец (вершина лукавства), должно было быть объявлено, что «передача» имущества Министерству государственных имуществ коснется всех конфессий, «дабы устранить сим всякое сомнение насчет беспристрастия о действиях Правительства»! Стоит ли напоминать, что православная церковь не имела на Правобережной Украине никакой собственности. Остается задуматься, для кого делалась столь благородная декларация?
Впрочем, Комитет опасался последствий столь радикальных мер и отмечал трудности на этом пути, где должно было наложиться друг на друга сразу несколько мероприятий: распространение российского законодательства, введение инвентарных правил, антиеврейские ограничения. Поэтому Комитет обратился к царю с просьбой о годовой отсрочке с момента оглашения закона и получил ее791. Однако Бибикову было невтерпеж, и, зная о скорой полной конфискации собственности католической церкви, он 12 августа 1841 г. все еще настаивал: «…одна только прямая зависимость сего духовенства от Правительства в средствах своего быта может отнять у злоумышленников значительную опору, которую они всегда в оном имели»792. Можно ли было выразиться яснее?
В конечном итоге царский указ от 25 декабря 1841 г. отнес к казенному имуществу всю земельную собственность вместе с крепостными как православного (это говорилось для видимости, поскольку всем было известно, что православная церковь ничего не имела), так и других вероисповеданий.
Добившись полного уничтожения могущества католической церкви на Украине, Бибиков получил еще один повод для глубокого удовлетворения: ведь еще за несколько лет перед тем перестала существовать униатская (официально называемая в России греко-униатской) церковь. Как же это произошло?
Необходимо сразу сказать, что, конечно же, незаконное решение о присоединении одним махом более миллиона униатов, живших на бывших польских землях, к православию, подобно тому как в Средневековье крестили сразу всю страну, не стало слишком тяжелым ударом для Украины, так как униатов к тому времени было здесь уже немного793. В первой части книги уже говорилось о том, что широкомасштабная ликвидация униатской церкви на Украине проходила после второго раздела Речи Посполитой. Кроме богатого Базилианского ордена, в который вступали шляхтичи, к этой церкви принадлежали украинские крестьяне; существование униатства, однако, было довольно тесно связано с польским вопросом, поскольку принадлежавшие к унии крепостные были ближе к католическим помещикам, чем православные крестьяне. (Из шляхты православие исповедовала лишь околичная шляхта Овруча.) Впрочем, за два века до этого ситуация была совсем иной: подписание Брестской унии 1596 г. и переход православных Киевской митрополии под покровительство папы символизировали польскую и латинскую экспансию на Восток. В 1839 г. лишь только некоторые мечтатели, вспоминавшие о польских завоеваниях или принудительном обращении в веру времен Контрреформации, могли еще думать о польской гегемонии, которая стала в скором времени темой увлекательных исторических романов Сенкевича, имевших мало общего с реальной историей. Жевуский устами Соплицы выражал сожаление о забытом идеале крестового похода Сигизмунда III против православной схизмы и господстве над Русью посредством унии. Он на свой лад интерпретировал историю, считая, что Сигизмунд III «не светской моралью, не философией ополячил руськие владения, а религией, благодаря набожным мужам, а когда наша религия распространилась в этих краях, то все остальные черты [польской] жизни сами собой там укоренились»794. При этом он забывал о тех трудностях и жестокостях, которые сопутствовали внедрению этой религии в XVII в., забывал о пренебрежении к униатам-шляхтичам, которые до XVIII в. не имели права посылать своих депутатов в сейм в Варшаву. И все же его герой Соплица хорошо выражает суть этой популярной абстрактной ностальгии, чувства, вызванного утратой колонии. И хотя до 1830 г. было очевидным стремление униатов вернуться в лоно православия, указ от 25 декабря 1839 г. положил конец польским мечтаниям, продолжавшимся более двух веков. И именно в этом, и только в этом смысле можно говорить о том, что официальное присоединение униатов к православной церкви нанесло серьезный удар по престижу поляков.
Это присоединение могло бы произойти 45 годами ранее, если бы в ноябре 1796 г. Павел I не аннулировал решения Екатерины II от 22 апреля 1794 г. Однако по мере роста русского влияния становилось очевидным, что вскоре Россия захочет стереть следы оскорбления, нанесенного католицизмом православию в 1596 г. После вступления на престол Николая I был отброшен религиозный космополитизм его брата Александра. А.С. Шишков, глава Министерства народного просвещения, в ведение которого до 1832 г. входило управление неправославными конфессиями, утвердил абсолютный примат православия. Именно в этот период по унии были нанесены первые удары795.
К 1830-м гг. в трех правобережных губерниях униатов было немного – чуть больше 100 тыс. в 160 приходах и в 23 базилианских монастырях. Начиная с 1833 г. попечитель Киевского учебного округа фон Брадке рекомендовал директорам новых русских учебных заведений, «чтобы ученики греко-униатского исповедания слушали Закон Божий у священников Греко-Российского исповедания, к исполнению чего однако действовать не принуждением, а добровольным соглашением»796.
В северо-западных губерниях, где униатов было значительно больше, присоединение к православию не проходило так гладко, поскольку царские власти, торопясь расправиться с ними, организовывали массовые обращения по приходам силами православного духовенства (а не лояльных властям униатских клириков). Николай I с радостью изучал регулярно получаемые многочисленные отчеты о том, что с 1834 г. в православие возвращались села Витебской губернии по 100 – 200 жителей в каждом, набожно писал на полях «Слава Богу». Вскоре пылкие сторонники таких мер принялись устраивать еще более массовые обращения в православие: 3,5 тыс., а затем 8 тыс. человек одновременно в 1835 г. Все это происходило в белорусских землях при протестах шляхты, утверждавшей, что крестьян никто не спрашивал о согласии797.
Что касается украинских губерний, нами был открыт лишь один случай протеста против подобных действий. Жители Ратна Волынской губернии, сильно привязанные к своей вере, выступили против православного богослужения в своей церкви, где православный священник установил иконостас, необходимый атрибут литургии по православному обряду. Этот священник по фамилии Дмоховский, один из тех многих, кто был готов содействовать царским властям, столкнулся с сопротивлением своей паствы. В свою очередь, Блудов заподозрил подстрекательство неких тайных агентов, действующих в ущерб православию, так что на место происшествия были посланы жандармский майор Локателли и полицмейстер Чулков798.
Царские власти, согласно устоявшейся традиции, привлекали на свою сторону высшее духовенство, предоставляя ему определенные льготы. Благодаря этому волнений на Украине удалось избежать. Известному базилианину отцу Скибовскому, который ранее был законоучителем в польской школе в Умани, было предложено стать православным епископом в епархии с новым центром в Житомире. Униатская вера этого монаха, с грубостью которого когда-то столкнулся молодой поэт Гощинский, не устояла перед жаждой почестей. Как свидетельствует Иванский, шляхта протестовала, но крестьяне приняли эти перемены без протестов (других базилиан ждала иная судьба: отец Сироцинский, настоятель Овруцкого монастыря, в 1831 г. был сослан в солдаты в Сибирь, где и скончался, получив шесть тысяч палок в 1837 г.). Священникам, привыкшим общаться со своей паствой по-украински, а с господами в помещичьей усадьбе – по-польски, мало что пришлось менять в своих привычках, разве что отпустить бороды à la russe и поставить в храмах иконостасы. И на этот раз здравый рассудок подсказывал полякам молчать и не выказывать неудовольствия. Лишь некоторые тихо сожалели, что богатства базилианских монастырей, «построенных на пожертвования польского народа», по словам Иванского, как и имущество католической церкви, подверглись конфискации799.
