Ася достала письмо. — Оно может попасть не в те руки, письма же проверяют... Прочти, ты спокойнее меня!
Лиза посмотрела по сторонам и раскрыла письмо:
«Дорогой Шура!
Пишет вам Ася, вы мне писали прошлой зимой, накануне нового 1950 года. Рассказывали об одном вашем товарище, которого отправили в командировку в Норильск. Я вам отвечала (это было уже весной), но вашего ответа не получила. Письмо могло потеряться, поэтому пишу снова.
Одна моя знакомая собралась на работу на Крайний Север (известно, что там у вас очень хорошие зарплаты), но у нее двое детей, один дошкольник, и ее все отговаривают, говорят, что трудно может быть со школой. Что вы скажете? И то же самое о жилье? Как у вас с жилплощадью?
Работы, я понимаю, на вашей стройке хватает, и устроиться несложно. А еще эта женщина спрашивает: как к вам добираются в зимнее время? Возможно ли это вообще или лучше ей подождать летней навигации?
Вы писали про командировку, в которую уехал ваш товарищ. Вернулся ли он обратно?»
Лиза перестала читать, глянула скептически на Асю и вернулась к письму.
«Где он сейчас трудится? И кем? Как проводит свое свободное время? Ходите ли вы с ним в кино в новый Дом культуры, о котором вы мне писали? И смотрели ли фильм “Молодая гвардия” режиссера Герасимова? Про героев-краснодонцев. Мне очень нравится игра молодых талантливых актеров Вячеслава Тихонова и Сергея Бондарчука. Сходите обязательно, если еще не видели. И еще советую посмотреть музыкальную комедию “Кубанские казаки”! Очень смешная и веселая!
И еще вопрос — если эта женщина приедет в Ермаково, а вашего товарища там не будет, сможет ли она его разыскать? Я ей обещала их познакомить, она хороша собой и не замужем.
Желаю вам всего самого доброго, Шура, и успехов в работе, конечно!»
Лиза сложила листочек. Повернулась к Асе.
— Партизанка! Под простушку сработала, можно бы еще чего-нибудь поглупее... Там эти письма не слишком крупные интеллигенты читают... — она в сомненье качала головой.
— Поймет он, как считаешь?
— Не знаю, — Лиза думала о чем-то, вздохнула, доставая сигарету, — ой, не знаю, подруга! Мне и думать об этом трудно. Какой он сейчас, твой Гера? Не пишет же, приедешь, а у него там баба да семеро по лавкам... Сколько хочешь такого!
Ася сидела, не шевелясь, только пальцы машинально разглаживали конверт. Смотрела вдоль тихого и солнечного осеннего бульвара, все мысли ее были где-то очень далеко.
— Ну ладно... если правда надумаешь ехать, продам бабкин перстень, он мне все равно велик.
37
Октябрь 1950 года и в Игарке был неплохой. Городок, как полярный зверек, поменял шкурку, из пегого и грязноватого стал беленьким и нарядным, не пуржило ни разу, не переходило со снега на ледяной дождь. Чего еще надо? Стоял приятный, градусов в десять-пятнадцать морозец, и холодное северное солнце каждый день, как по заказу, появлялось над горизонтом.
Белов третью неделю уже жил в городе. Готовил «Полярный» к долгому зимнему отстою, бумаги писал, недописанные за лето, закрывал наряды, премии, проводил ревизию вещевого довольствия и оставшихся продуктов. Вечерами ходил по товарищам, по знакомым — искал съемный угол. Пока жили с Николь в караванке, в его комнате. На первых порах он попросил ее никуда не выходить, и она не ходила — варила, стирала и штопала на всю оставшуюся команду.
Вместе с Сан Санычем, трясясь от страха, сходили в милицию и поставили ее на учет. Документы, выправленные Габунией, оказались в порядке, и теперь Николь жила в Игарке на законных основаниях. Но все равно было неспокойно.
Дела, которых так опасался Белов, складывались неплохо, можно сказать, что и хорошо. Его не пришли арестовывать, Квасов им не интересовался, с женой виделся один раз и поговорили без скандала. Большие неприятности, которых он ждал, не оправдывались, и он рассчитывал, что все как-нибудь утрясется. Даже кольцо купил Николь. Какая-то тетка, из прибалтиек, продавала у магазина вещи. Кольцо было старинное, темно-желтое, многоношеное, Сан Саныч, повертев его, сначала отказался и отдал обратно, но тетка очень честно посмотрела ему в глаза и сказала, что это ее прабабушки, фамильное. Сан Саныч дал ей больше, чем она просила, и принес Николь. Кольцо оказалось чуть великовато, Белов обещал найти мастера в зоне. Николь сначала притихла, разглядывая и обдумывая его подарок, потом повеселела и стала приставать, чтобы Сан Саныч нашел батюшку, чтобы обручил их по-настоящему. Навсегда. Ночью, правда, немного поплакала.
Как-то вечером Белов сидел с флотскими в ресторане, не в первый уже раз отмечая окончание навигации. Дым коромыслом, полный стол закусок, графины все с тем же мутноватым спиртом «бочкового посола». Пили за речной флот, за Енисейское пароходство, за выполнение плана, за премии, за официанток и за женщин вообще. Выпили и за Белова с его туруханскими подвигами. Сан Саныч получил за навигацию хорошие деньги от Строительства-503. За подъем по Турухану Макаров обещал отдельно поощрить от пароходства. Могли дать путевку в их санаторий в Кавминводы, он ни разу еще не ездил, и это ему сулили выпившие товарищи. Сан Саныч помалкивал, без Николь он не поехал бы.
В хмельную голову Сан Саныча пришла интересная мысль — можно было подарить путевку в Кавминводы Зине. Зайти, подарить, поговорить по-доброму и спокойно решить с разводом. Он мог первые полгода-год даже помогать ей, пока она не устроится на работу.
— Эй! Сан Саныч! Уснул! — кричали ему весело, сосед пихнул в плечо. Весь их стол стоял.
— Не буду! Я уже пьяный! — Белов тоже поднялся, качая головой.
— Как не будешь?! За победу пьем! За нашу великую Родину! Ура! Ура! Ура-а-а!
Сан Саныч улыбнулся и выпил свою рюмку. Сделал вид, что идет курить, сам взял шинель и пошел домой. Караванка была маленькая, кроме их отдельной комнатки в другой, на черных лагерных матрацах, на полу спали Померанцев, Климов, оба кочегара, за летнюю навигацию потерявшие жилплощадь, и Егор, познакомившийся с какой-то игарской девахой и отложивший отъезд на большую землю.
Перед людьми было неудобно, но и деться некуда. Частный дом в Старом городе, где они сняли угол, оказался слишком веселым. За фанерной перегородкой каждую ночь пили, матерились, иногда пели блатные песни под гитару. Часто дрались... Дрались и женщины, визжали и бегали друг за другом по двору. Николь, видавшая всякое, лежала, прижавшись